Гай Орловский - Ее Высочество

Рундельштотт со вздохом облегчения опустился на ковер, подложив под спину толстую подушку.

– Хорошо…

– Как будто и не пахнет войной, – сказал я.

– Пахнет, – ответил Рундельштотт. – Перед войной всегда на ярмарках оживление. Люди, даже не зная, чувствуют. Как звери, что заранее убегают от того места, где тряхнет землю.

Понсоменер поинтересовался:

– Свои запасы доставать? Или?

Фицрой сказал быстро:

– Сидите, отдыхайте! Я все сейчас куплю!

Он исчез так быстро, словно опасался нашего дружного «нет», а мы в самом деле устроились на отдых: Рундельштотт подумал и вообще лег, Понсоменер сел возле него, а я, хоть и подмывало лечь и дать отдых утомленному телу, остался сидеть, как на приеме у королевы, так меньше клонит в сон, а думается лучше.

У нас вообще-то классический отряд: Фицрой – воин, Рундельштотт – маг, Понсоменер – лучник, только я непонятно что. Ну это как всегда, уже привык болтаться, как нечто в проруби, никак не найду себя, хотя многие мои ровесники уже либо нашли, либо смирились, но я еще барахтаюсь… хотя это не самое худшее, напротив, могу выбарахтаться на что-то в самом деле стоящее.

Рундельштотт пробормотал:

– Все равно что-то неправильное… да, неверное в том, что создаются вещи, которые могут не пригодиться.

Я сказал со вздохом:

– В старых сказках, что мне рассказывала прабабушка, если герою давали три волшебные вещи, то все три использовал в нужное время и возвращался налегке, но на самом деле тащишь кучу снаряжения, что остается обычно невостребованным, а вот еда как-то слишком быстро кончается, не понимаю, едим ее, что ли?

– Это да, – согласился он, – странно, правда?

– Проще создавать на месте, – сказал я. – Как насчет?

Он ответил, не открывая глаз:

– Проще создать золотую монету, а на нее месяц покупать еду. Тебе, наверное, трудно поверить, что обыкновенную ягодку или ломоть хлеба получить намного труднее, чем золото?

– Ничуть, – заверил я. – Золото всего лишь металл. Как медь, олово или железо. И создавать их наверняка одинаково.

– Не совсем, – уточнил он, – но близко. Несопоставимо с их реальной стоимостью. А ты меня удивляешь все больше.

Понсоменер шелохнулся, голос его прозвучал безжизненно:

– К нам направляются четверо.

Рундельштотт пробурчал:

– Так все время мимо ходят целые толпы.

– А эти к нам, – ответил Понсоменер. – У них походка другая.

В шатер вошли трое, громадные, широкие и в кожаных доспехах, что придают им еще более устрашающий вид, чем если бы оказались в металле. Металл – это принадлежность к власти, а кожаные доспехи – это может быть и власть, и дружина знатного глерда, и просто разбойники.

Средний из них, явно старший по возрасту да и по своему положению, моментально охватил нас всех троих цепким взглядом.

– Новенькие?.. Что привезли?

Я ответил солидно:

– Мы высланы вперед от гильдии, посмотреть, что можно купить… а вообще-то собираемся найти надежных людей, с которыми могли бы заключить сделки на поставки рыбы, зерна и овец.

Вожак кивнул.

– Хорошо-хорошо. Мы всем рады. С вас по золотому с каждого. А потом посмотрим, если товара будет много, можем пересмотреть…

Рундельштотт хмыкнул, Понсоменер молчит, еще не понял, я поинтересовался:

– Мы люди солидные, три монетки для нас ничего не значат… но, позвольте поинтересоваться, за что?

Он посмотрел на меня с угрозой:

– Еще не понял? Какой же ты купец? За вашу защиту!

– От нас ты получишь от хрена уши, – сообщил я. – Хрен – это овощ такой. Сладкий.

Он вытаращил глаза, побагровел.

– Что-о‑о‑о?

– Ты прав, – ответил я и поднялся. – Я не совсем купец, а из охраны каравана. Понс, стань у двери, чтобы ни один не выскочил. А этих я сейчас немножко убью…

Видимо, свою скорую смерть они увидели в моих бешеных глазах, вожак моментально отступил на шажок и выставил перед собой ладони.

– Погоди-погоди! Я же не знал, что вы из охраны!

– Дурак, – сказал я с отвращением. – Неужто гильдия отправила бы двадцать повозок без сопровождения?.. Убирайся вон и больше не попадайся. Я прошел восемь войн, убивал химер и вурдалаков, да мне базарная шпана на один зуб!

Понсоменер отступил на шаг, давая им дорогу, они выскочили с такой скоростью, словно удирающие от волка зайцы.

Рундельштотт сказал с непонятной интонацией:

– А у тебя лицо в самом деле было…

– Какое? – спросил я, не дождавшись продолжения.

– Как у самой смерти, – сказал он. – Слишком быстро приходишь в ярость. Опасно. Для тебя.

– Но сдержался, – возразил я.

– Однако хотелось?

– Еще как, – признался я. – Зверь сидит в каждом из нас, но стараюсь удерживать, хотя и не знаю зачем. Просто учили в детстве, что надо миром. А выпустить из себя зверя хоть и нехорошо, но как сладко…

Он сказал задумчиво:

– Хорошее у тебя было детство. И благополучное королевство. Потому и вот так сразу в бешенство… Такое либо у тех, кто с детства среди войн, либо у тех, кто войны никогда не видел.

Фицрой вернулся против ожидания достаточно скоро. Оживленный, с блестящими глазами и разрумянившийся, бодро потирал ладони и посматривал на всех троих победоносно.

– Отдыхаете? После чего? Да вас самих можно седлать и скакать на ваших горбатых спинах сутки без отдыха!.. Правда, на уважаемого мастера я бы сесть не рискнул… из почтения, конечно, но все мешки на него перенес бы.

Я прервал:

– Что узнал?

– Товары неплохие, – сообщил он, – но так себе. Ярмарка все-таки не столичная!.. Кое-что купил, а продал на другом конце, что за народ здесь и вообще, а?.. Да-да, понял, не скрипи челюстями. Принцессу здесь не провозили.

Я нахмурился.

– Так и спрашивал?

Он посмотрел с укором.

– Так да, вот так прямо. Точно, а как же иначе?.. Ходил по базару и кричал: мы посланы отыскать похищенную принцессу, никто не видел похитителей? Я умею насчет наводящих вопросов, сам знаешь. В общем, здесь не проезжали. Думаю, дорогу стоит сменить, не опередили же мы их!

– Вряд ли опередили, – согласился я. – Это мастер сумел им внушить, что рассыплется от старости, если не повезут среди мягких подушек в повозке, а наша принцесса бесхитростная… Ее точно увозят на коне. Либо верхом, либо в мешке…

Фицрой сразу потемнел лицом, кулаки сжались, сказал люто:

– Сволочи!.. Догоним, никого не пощажу.

Понсоменер поднялся, мне на какой-то момент показалось, что его лицо исчезло, настолько все никакое, человеку-невидимке вовсе не обязательно быть невидимым, достаточно быть просто незамечаемым…

Он сказал ровно:

– Посмотрю. Здесь могут быть не только такие… что заходили.

Фицрой насторожился.

– А кто заходил?

– Больше не зайдут, – ответил я. – Забудь.