Борис Усенский - Берега Ахерона

— Что с ним, товарищ Яценко?

— Да что! Головой ударился, и мозги набекрень стали! — ответил бывший рабочий, — К лекарю его надо, который головы на место ставит. Жалко же парня. Того и гляди, в желтом доме свои дни окончит. Надо его в шпиталь и привязать к койке, чтобы не сбег.

— Мировая революция …

— Заткнись, Иосиф! — отрезал Мануйлов, — Что произошло, товарищ Яценко?

— К нам поступил сигнал о двух врангелевцах, которые под видом военспецов занимались вредительством на судоремонтном заводе под руководством бывшего главного инженера, старой контры Гросснера. На заводе супостатов не обнаружили и решили взять супчиков в общежитии. Я предлагал подождать до утра, но товарищ Фишман, прям как навиженый, решил действовать немедленно. Беляки были на месте, но не спали и ударились в бега. Мы за ними. Товарищ Фишман обо что-то перецепился, ударился головой и теперь прям спешит в Херсонесский монастырь.

— Да там они, товарищ Мануйлов! — возмутился Фишман, — Я знаю! Помните бумагу, что мне дали в Бахчисарае? Этот святоша, гнида церковная, главная контра Севастополя. Накроем всех!

— Может и правильно, но тебя я отправляю в госпиталь и сообщу об этом товарищу Андрианову.

— Я, я … Накроем контру, а потом отправляйте в госпиталь.

-Ладно, садись в машину и никаких фокусов! — согласился командир ЧОНа, — К монастырю! Всем соблюдать пролетарский порядок.

Грузовики взревели и понеслись в сторону Карантинной бухты. Иосиф сидел рядом с водителем, смотрел на предутренний город и заснул. Сон его унес совсем далеко от Севастополя, трясущейся машины и врангелевских шпионов. Демон лежал на ложе из черного камня. Под черной рясой была чернота, из которой вырывались языки коптящего пламени. И кто же это посмел поднять руку на слугу самого Люцифуга? И тут Фишману стало страшно. Липкий страх, казалось, обволакивал даже мысли и шептал о скорой смерти. Иосиф помнил, как под Бахчисараем умирали чекисты. Убит покровитель и тебе недолго осталось.

— Товарищ Фишман! — разбудил чекиста водитель, — Приехали.

На удивление, комиссар не ощущал боли, разве что почему-то дрожали руки, и очень хотелось пить. Мануйлов стоял возле машины, курил и мрачно смотрел на монастырские ворота.

— Иосиф! Я же сказал!

— Мне уже лучше, на удивление даже! Монастырь окружили? — поинтересовался Фишман, прикуривая папиросу, — Да не смотри на меня так! Вздремнул в машине, оно и немного полегчало.

— Хорошо, если так, — кивнул Мануйлов, — Но после операции лично доставлю в госпиталь и отдам на растерзание докторам. Поняли, товарищ Фишман. Товарищ Пятаков уже в курсе!

— Пусть будет так, — кивнул Иосиф и посмотрел на чекистов, ожидавших, приказа.

Демоны-хранители не появлялись, и комиссару стало как-то не по себе. Привык он к этим своеобразным помощникам, которые и совет умный дадут и врагов выведут на чистую воду. Иосиф ощутил чей-то полный ненависти взгляд и обернулся. Никого. Так и с ума сойти можно.

— Иосиф! Ты меня слышишь? — зевнул Мануйлов, — Монастырь окружен. Теперь идем к воротам и требуем открыть их именем революции.

— Чего панькаться с этими святошами! Взорвать ворота к такой матери, а пособников мирового империализма к стенке. Пролетариату религия не нужна.

— Взорвать говоришь? — почесал затылок Сергей Серафимович, — Не можем. Из Москвы пришла директива, которой запрещается портить историческое достояние, являющееся собственностью победившего пролетариата. В самом деле, ведешь себя как паршивый эсэришка.

— Это я то? — задохнулся от ярости Иосиф, — Да я …

— Хватит! — отрезал Мануйлов, — Мальчишка! Оставайся здесь, а мы с товарищем Яценко идем к воротам. Если услышите выстрелы, можете рвать ворота. Вопросы есть? Отлично!

Чекисты подошли к воротам и позвонили в колокол. За монастырской стеной было тихо. Монахи явно не спешили встретить сознательных бойцов с церковным мракобесием. Подождут до окончания заутренней службы.

— Именем революции! Откройте! — крикнул Мануйлов.

Привратная калитка открылась, и появился монах. Инок поклонился чекистам и долго слушал Мануйлова, потом кивнул и торопливо ушел, оставив дверь открытой. Мануйлов махнул рукой Фишману и тот все понял. Чекисты опасливо вошли на территорию монастыря и в нерешительности остановились, ожидая подвоха со стороны святой братии.

Чекистов встретил отец Викентий. Опираясь на массивный епископский посох, игумен настороженно смотрел на чекистов. Он и так все понял, особенно после разгрома Успенского монастыря понял, но надеялся на лучшее. Неужели у этих людей не осталось ничего святого? Волки лютые пришли в обитель, чтобы дать последнее испытание братии. Игумен посмотрел в глаза каждого, но лишь один отвел взгляд. Остальные жаждали крови, хотели смерти других, чтобы приглушить страх. Одному Господу ведомо как они боялись жить, продав души Дьяволу и принося одну кровавую жертву за другой.

— Что Вам угодно, господа? — сказал отец Викентий.

— Именем революции Вы арестованы, а монастырь закрывается и передается трудовому народу. Вот мандат! — ответил Мануйлов.

— Так тому и быть, — кивнул настоятель, — Я прошу только не трогать братию в монастырской гостинице. Там одни больные старики. Должно же быть какое-то милосердие даже у атеистов. Кому нужна лишняя кровь? Ее и так достаточно пролито.

— Черти! Ратуйте братия! С ними пекельный огонь! — завопил местный юродивый и бросил камень в чекистов.

— Сука! — разозлился Иосиф и выстрелил.

Монах растянулся на каменных плитах монастырского двора, пару раз дернулся и затих. Отец Викентий перекрестился и поднял руку, останавливая братию от необдуманных действий. Монахи остановились, бросили камни и палки и только шептали молитвы, когда их вязали и выводили за монастырские ворота.

Фишман, стараясь не говорить с Яценко, поднялся в кабинет настоятеля и принялся лихорадочно рыться в бумагах, но там не было ничего, кроме епархиальной переписки, амбарной книги и записей отца эконома об оскудении монастырских подвалов. Никаких документов о связях с антибольшевистским подпольем не было, да и не могло быть. Все сгорело в камине.

— Кто здесь? — прошипел Иосиф, испуганно осмотрелся по сторонам.

В комнате никого не было, и чекист успокоился, опустился в массивное кресло. Во дворе слышались крики, ругань, проклятия в адрес слуг сатаны. И снова Фишман вздрогнул. Определенно кто-то за ним следил. В коридоре скрипнула половица, потом еще одна и все стихло. Иосиф осторожно встал, вышел в коридор, но там никого не было, кроме злобно мяукающей кошки. Зверек, при виде чекиста, выгнул спину, зашипел и выпрыгнул в открытое окно. Иосиф чертыхнулся, погрозил кому-то невидимому кулаком, и вышел во двор. Здесь было на удивление пусто и тихо. Чекист закурил, скептически посмотрел на стенную роспись и представил расправу со святошами. Вот уж в чем, а в фантазии Розалии Самойловне не откажешь.