Вера Камша - Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти. Рассвет. Часть 1

— Глупо вышло.

Чиновники юлили, он юлил, а потом раз — и легат с разбойниками… Не считая морисков и талигойцев.

— Сударь, — Агас заговорил извиняющимся тоном, сейчас примется растолковывать всякую политическую дрянь, — все знают, что вас посылали защищать Хаммаила, а Талиг сделал ставку на Лисенка. Вас отозвали, и сразу же Хаммаил был убит. Естественно предположить, что переговоры с убийцей казара, за которого вы воевали, вас не обрадуют. Кроме того, превосходительные по-своему правы: если Лисенок сочтет нужным унять бакранов, он их уймет, а он сочтет, если его устроит цена и не будет неприятностей из Талига.

— Вот именно, — фыркнул Капрас. — Баате важно удержаться, мы ему здесь не помощники. В отличие от Дьегаррона. С какой стати ему нам помогать?

— Деньги. Такой свистопляски ни одна сокровищница не выдержит, а Кагету, прежде чем начать стричь, нужно накормить. И потом Кипара, Левкр, Ионики и Мирикия — это отнюдь не Гайифа.

— Что за чушь?!

— Отчего же? Была Золотая империя, стали Гайифа, Талигойя и всякая мелочь; была Уэрта, есть Агария и Алат…

— Глупо сравнивать. Алаты с агарийцами друг друга не выносят… У них и языки-то разные! Но с местным начальством выходит паршиво: я им убалтывать Лисенка мешать не стал бы, а вот Сфагнаса они задели за живое… Йорго, ну что там еще загорелось?

— Из Белой Усадьбы вернулся разъезд. — Чем парень был хорош, так это тем, что не лез с каждым чихом. — На ведущей в поместье дороге нашли следы повозок, похоже, тех самых, вчерашних.

— Что собой представляет дорога?

— Она больше напоминает тропу. Отходит от нашего проселка возле речки и ведет через заброшенные сады, а главный подъезд к усадьбе — со стороны Мирикийского тракта. Хорнах в восьми назад от развилки, на которую должны выехать мы.

— Вот и хорошо, срежем угол… — А ведь не упомяни Турагис мерзавцев из Белой Усадьбы, разбойнички продолжали бы резать и дальше! — Проверим поместье, и в Мирикию. Караулить кто-то остался?

— Никос поставил двоих возле ближних, Садовых, ворот, остальные вернулись. Похоже, Садовые используют для завоза добычи, а в Мирикийские въезжают те, кому нечего скрывать. Главным образом барышники и зеленщики, раньше хозяева вовсю торговали лошадьми и всяким тепличным.

Раньше торговали, теперь грабят… Бывает и такое.

— По дороге многих встретили?

— Как на проселок свернули, пару раз натыкались на крестьян. Никос клянется, это были именно крестьяне, а не переодетые бандиты. От усадьбы люди не шарахаются, но и не ходят туда. Прежде гости там не переводились, но хозяин года три назад овдовел, и как отрезало!

— Сколько там может быть этой швали, прикидывали?

— Прежде было не очень много: здоровых мужчин и полусотни не набиралось. Весело жили, шумно, но ничего дурного про них не слыхали.

— Сегодня услышат, и надо, чтоб в последний раз. Бандитскому кублу здесь не место, так что прощайся со своей подружкой. Завтракаем и выступаем.

— Господин маршал, я…

— Тебе двадцать три, а живем один раз. Деньги есть?

— Я… Я плачу за себя сам!

— Вот и молодец. Ступай… Да, пошли уведомить легата, что мы задержимся. Часа на четыре, думаю.

Сфагнас уже дважды ломился в пустой дом, а из третьего его вышвырнули. Если опять выйдет накладка, прибожественный уверится либо в заговоре, либо в том, что север плевать хотел и на него, и на Сервиллия. Допустить такого Капрас не мог: вражда с легатом вынуждала к немедленному уходу, а маршал почти решил задержаться и вымести разгулявшуюся нечисть хотя бы с главных трактов. Да и оставлять три провинции на разобиженного столичного мальчишку Карло себя вправе не считал. Хуже скверного начальника, хоть губернатора, хоть стратега, может быть лишь пустота.

— Агас, — окликнул маршал, — пока не отыщутся эти кошачьи чинуши, я никуда не двинусь. Так что готовься ехать к Баате. С письмом от его сестры…

— Сударь?

— Казар узнал, что Гирени — его пропавшая сестра. Незаконная, но у кагетов на это смотрят проще.

Сам Капрас в сказку о родстве не верил, полагая ее разновидностью взятки, но, если врет государь сопредельной и не откровенно враждебной державы, ему приходится верить. Хотя бы на словах.

— Я готов выехать прямо сейчас.

— Сперва познакомишь меня с легатом, но прежде всего покончим со здешней шайкой.

Дорогу не зря называли Садовой, она извивалась среди сливовых садов, таких запущенных, что они стали почти лесом. Пахло осенью и забродившей падалицей, этот запах слегка кружил голову. Осень вообще время безумств, хоть у оленей, хоть у глядящих за море птиц, хоть у людей… Время, когда зрелость переходит в старость, — тоже осень, и те, кто не желает смириться с неизбежным, готовы на все, лишь бы задержать облетающую жизнь. Как же, ухватишь лошадь за хвост или тем более — за копыта! Отшвырнет, если не убьет на месте, и помчится дальше… Чем бы ни заполнял свое изгнание Турагис, он сброшен в придорожную канаву, конь сменил седока, и обратной дороги нет, тем более что Оресту нет и тридцати пяти. Конечно, вступали на трон и вовсе дети, но за них правили люди зрелые. Теперь все иначе — император пробует именно править и окружает себя либо ровесниками, либо теми, кто еще моложе. Удержаться в седле при таком раскладе человеку в возрасте трудно: ошибешься — вышвырнут, как ненужную рухлядь, окажешься умней и дальновидней — чего доброго, взревнуют. Как же, они такие умные, такие смелые, такие взрослые, и вдруг какой-то дядька носом в собственную глупость как кутят тычет…

— Фр-р-р! — Прямо из-под конских копыт взлетела пестрая птица, не то дрозд, не то полевой скворец. Взлетела и вдруг почти рухнула наземь.

— Больная, что ли? — буркнул Капрас и тут же увидел целую стайку таких же пеструшек. Птицы неуклюже скакали, галдели, садились, вскакивали, затем одна ткнулась клювом в землю, дернулась, поднялась, затрепыхалась…

— Падалицы нажрались, — объяснили сзади, — у нас в Пенье тоже так… Если алычи много и не убирать. Коты со всей округи сбегаются.

— Хорошо им, сразу и закусил, и выпил…

— Котов нашим пойлом не проймешь, им кошачья трава нужна…

— Сколько же их тут!

Пьяные птицы были всюду. Они пытались взлетать, лезли под копыта, орали… Похоже, откочевывавшая на зимовку стая заночевала в здешних садах и уже никуда не полетела. Полетит ли завтра? Или так и будет клевать отраву и бестолково копошиться на земле до холодов, когда взлетать станет поздно? Всадники, кто морщась, кто посмеиваясь, придерживали лошадей, стараясь не задеть крылатых бражниц, а те, как и положено пьяным, опасности не замечали. Одна дурища умудрилась взлететь, но сразу же завалилась на крыло и врезалась в Йорго. Адъютант невольно вскинул руку и ухватил незадачливую летунью. Физиономия у парня была растерянной, добыча надсадно орала, разевая немалый клюв. Похоже, она все-таки была дроздом.