Вера Камша - Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти. Рассвет. Часть 1

Анастас поднял руку, и ворота немедленно открыли. Четверо парней с уже знакомыми кокардами вытянулись по обе стороны обсаженной платанами аллеи, чуть подальше виднелось несколько оседланных лошадей. Больше ничто на присутствие военных не указывало, а парк и вовсе дышал покоем. Если, конечно, оглохнуть.

— Пр’бжественнсрвлионик н’плщди, — доложил ражий малый, из которого, скинь он мундир, вышел бы отменный бандит. — М’ст н’пчинилище.

— Придется объехать пруд, мост разрушен, — равнодушно перевел теньент. — Это с четверть хорны.

— Хорошо, — все тем же ровным начальственным голосом ответил Капрас. — Четверо остаются здесь, в помощь людям легата.

Не оглядываться, не удивляться, не спрашивать и помнить о циркуляре! О благословенном столичном циркуляре, согласно которому командующий корпусом легату не подчинен. Бумага с печатями и два эскадрона — отличные аргументы, а крики, кажется, прекратились.

Заваленная рыжими листьями аллея выводила на берег длинного пруда со множеством островков — на одном примостилась беседка, на другом расправлял крылья мраморный лебедь. Пара его живых собратьев неспешно скользила по водному зеркалу, в которое гляделся красивый белый дом. Кажется, не горящий.

— Орест Второй, — пробормотал Левентис, и Анастас немедленно обратил на гвардейца рыбий взор:

— Божественный Сервиллий.

— Подобные особняки вошли в моду при Оресте Втором, — лениво объяснил Агас, — здешний, видимо, из самых ранних: позднее одно из крыльев стали завершать башней, с которой можно наблюдать за звездами.

Звезды рыбу, само собой, не занимали, но объясниться она соизволила.

— Именовать Божественного Сервиллия иным образом — оскорблять Создателя.

Агас смолчал, Карло тоже, хотя одернуть теньента, в присутствии маршала выговаривающего капитану, следовало. Тягостное молчание нарушали лишь кони, которым парк, при всем его кажущемся спокойствии, не нравился, а может, они просто чуяли дым. Пруд все тянулся, радуя глаз то островком с купой деревьев, то статуей, затем отряд добрался до речушки, через которую был перекинут узкий мостик. Мостик украшали огромные мраморные вазы, соединенные провисающими цепями, в вазах вовсю цвели настурции, а к одной из цепей было прикручено что-то, оказавшееся женскими руками. На этот раз Капрас не сдержался.

— Снять! — распорядился он, не останавливая коня и не поворачивая головы. — Теньент, что это значит?

— Я не теньент, я носитель первой молнии.

— Вы — теньент, — Капрас чуть повысил голос, — по крайней мере, пока я не увижу нового устава, и вы можете поплатиться за свою дерзость. Чей это труп?

— Не могу знать, — философски приняла выволочку рыба. — Я здесь прежде не проезжал.

— Скорее всего, ее повесили вчера, — доложил через несколько мгновений Агас. — Не очень молодая, по виду — служанка.

Еще один поворот, статуя бегущего юноши, и аллея раздвоилась: одна устремлялась в сторону дома, другая — к распахнутым воротам, возле которых белела — опять белела! — чем-то увитая привратницкая и валялись трупы.

— Вы здесь вошли?

— За туями через стену перелезли, — обращения «господин маршал» рыба упорно избегала, — пробрались сюда и часовому голову проломили. Открыли ворота, а из караулки еще с пару дюжин гадов выскочило, а цацы наши гвардейские замешкались. Пока дотащились, черви полудохлые, моих тут треть осталась… Но ворота закрыть мы не дали! — Рыба впервые заговорила как человек, и глаза у нее ожили. — Только бандиты, что в доме засели, услышали пальбу, так что врасплох застать не вышло.

— Был бой?

— Хорошо так резались, сами увидите. Много потеряли, особенно этих… недопесков.

Ну да, «герои», толком не обученные, но преисполненные храбрости, — беда любого путного теньента, а рыба, судя по всему, была путным. И явно не столичным.

— Вы, часом, не у Задаваки, — Капрас оговорился нарочно, — не в армии Трастиса служили?

— Я был уволен после Зегинского похода. Вернулся в строй по призыву Божественного Сервиллия.

— Здесь неподалеку живет стратег Турагис.

— Будь он проклят… Святотатец!

Капрас вспомнил письмо стратега и подавил опасную усмешку. С точки зрения рыбы, Турагис был не меньшим святотатцем и богохульником, чем вся прибожественная братия — с точки зрения отца Ипполита. Только глупо кидаться друг на друга из-за молчащего Создателя, когда на юге орудуют мориски, а у тебя под носом разбойники режут обозников и вешают старых служанок. Ветер, видимо, придерживался сходного мнения. Взметнув ворох красных листьев, он принес на берег омерзительную, напоминающую о смерти вонь. Несло горелым мясом, и вряд ли виной тому был зазевавшийся повар.

— Успели в амбаре укрыться, крысы, — объяснил теньент, — сейчас увидите. Стены каменные, окошки крохотные, равелин, да и только! Ну, мы дверь подперли и крышу подпалили…

У подпертой какой-то хозяйственной железякой двери валялась женщина с вышибленными мозгами. Средних лет, хорошо одетая, не госпожа, но и на служанку не похожа.

— Выпустить хотела, — пояснил веселый сержант с молнией на кокарде. — По-хорошему б к хахалю пихнуть, так не отпирать же было!

За сгоревшим амбаром лежали дворы, где и случилась главная драка. Пороховой запах уже рассеялся, но пролитая на утоптанную землю кровь загустеть не успела.

— Господин маршал, — Анастас все же произнес сакраментальное слово, — лошадей лучше оставить.

— Пожалуй. — А еще надо оставить эскадрон и… Агаса!

— Левентис, останетесь здесь. Это дело не трудней, чем у дворца Хаммаила .

— Да, господин маршал, мне тоже так кажется.

— Я на вас надеюсь. Фурис, Йорго, со мной.

Неприятно, когда между тобой и твоими людьми высится огромный домина, тем более такой. Вблизи Белая Усадьба оказалась гораздо хуже, чем виделась с другого берега: ухоженное, с добротными постройками поместье было разгромлено напрочь. Стены — да, остались, и крыши тоже… Но двери и окна — их что, нарочно высаживали? Обломки мебели, опрокинутые возы и карета с ни много ни мало, графским гербом, груды поломанной, порезанной домашней утвари. И трупы. Мужчины, все больше разбойники — одеты разномастно, ремни и перевязи с ножнами выдают характер занятий, на мертвых рожах — гримаса последнего ожесточения, но женщины, но детишки… Меньше, конечно, чем взрослых, и все равно много, слишком много… Ну куда ж вы лезли-то, надо было прятаться! Среди тел и обломков деловито снуют люди с молниями, уносят своих, обшаривают чужих. Раненых не видно — тут били исключительно насмерть… или успели всех прирезать?

— Господин маршал, — тихо спросил Фурис, — вы помните аббатство в моей Кирке?

Капрас помнил. Там орудовали мятежники, здесь — сперва разбойники, затем императорский легат, но разницы не было. Маршал Капрас ее, во всяком случае, не заметил.