Вера Камша - Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти. Рассвет. Часть 1

— Да, это они, — согласился Лионель. — Что ж, будем вежливы.

Повинуясь всаднику, Грато развернулся в сторону размытых дождями укреплений и сделал глубокий реверанс. Кану этот трюк не давался, правда, Арно, обучая мориска, делал упор на то, что нужно в бою.

— Ты можешь просто поднять коня на дыбы, — заметил Ли. — Рокэ предпочитает прощаться именно так.

— Мне-то зачем?

— Девиц в нашем семействе спасаешь ты. Правда, с переменным успехом, но в данном случае ты действовал безупречно. Вперед.

Кесаря Арно, само собой, вздыбил, в ответ фигурка в синем плаще помахала рукой. Вторая, в черном или темно-зеленом, отвечать не спешила.

— Она же вчера ноги сбила, — вспомнил Арно. — До крови. И как она только сюда влезла?!

— Женщины переносят боль лучше нас. — Ли дал Грато шенкелей. — А мы ее лучше забываем.

400 год К. С. 6-й день Осенних Волн

Алву Этери так и не дорисовала. Черноволосый путник в темной, едва обозначенной одежде, оставался без лица, хотя все остальное — синее небо, синие горы, синий от колокольчиков склон и восхищенный козел на нем — было готово.

— Я немного устала, — опускала глаза кагетка, — но я закончу. Когда вы уедете, я останусь совсем одна, и мне будет нечем заняться…

Вернее, некому будет делать далеко идущие выводы. Муж и его соплеменники при виде посланника Бакры возликуют и ничего не заподозрят — это женщина всегда поймет, почему другая женщина кого-то рисует, о ком-то говорит или, напротив, молчит. Этери, правда, не молчала, но у сестры казара Кагеты всегда найдется повод поговорить о регенте Талига, другое дело портрет — регентов рисуют иначе, чем любовников или тех, о ком не спишь ночами.

— Мы едем через три дня, — прервала неловкое молчание Матильда. — Кардинал Талига должен находиться в Талиге.

— Это так, — согласилась лисичка, — но сегодня мы будем праздновать. Брату доставили кэналлийское и настоящую гитару. Вы не знаете, виконт Валме играет на гитаре?

— Играет, — припомнила дикий вечер с выходцами Матильда, — но не так, как кэналлиец. Вам нужно было пригласить Дьегаррона.

— Я ему писала, — кагетка очаровательно улыбнулась, — но он готовится к большому маршу, так что я пошлю гитару Валме. Прошу меня простить, это недолго…

Старуху с рогатой палкой Матильда встречала неоднократно, но здесь, в изысканной при всей ее пестроте комнате, премудрая выглядела, будто репейник в оранжерее. С козлиным жезлом ведьма так и не рассталась, а в ее второй лапе был огромный, размалеванный черным и красным рог. Этери едва заметно подняла глаза к потолку, встала и протянула руки. Премудрая произнесла что-то вроде коротких стихов и вытряхнула в сложенные корабликом ладони рыжий шарик. Кагетка ответила одним коротким словом и откусила от подношения, после чего пара сопровождавших старуху воинов крутанули свои посохи, причем так ловко, что ничего не свалили. Этери сосредоточенно и быстро жевала под пристальным взглядом подданных, затем что-то вытащила изо рта и опустила в подставленный ведьмой рог. Воины вновь крутанули палки, премудрая прочла второй стих, и странная компания убралась.

— Это все из-за того безумца, — объяснила принцесса. — Я смогу покинуть эти стены, когда будет готово отвращающее зло ожерелье из косточек абехо по числу прожитых мной времен года. В день я съедаю один плод, ночью косточку показывают звездам, а утром премудрая присоединяет ее к ожерелью.

— Его нужно будет носить?! — ужаснулась Матильда. Косточки абехо были немногим меньше персиковых и красой не блистали.

— Да, — кротко, но мужественно подтвердила кагетка. — Все время. Поверх любой одежды.

— Подожди меня! — рыкнула Матильда, хотя деваться лисичке было некуда, и выскочила из симпатичной разрисованной тюрьмы. Едва не сбив отвращающую зло козу, которую как раз обводили вокруг обиталища Этери.

Апартаменты Бонифация были на другом конце немалого замка, но принцесса домчалась туда не хуже Бочки. Муженек где-то шлялся, что любящую супругу лишь порадовало. Ворвавшись в спальню, алатка бросилась к сундуку и, расшвыряв уйму тряпок, вытащила шкатулку, набитую драгоценностями, главным образом — дареными. Его величество Баата как мог возмещал ущерб, нанесенный алатской принцессе агарисскими проглотами; муж тоже где-то разжился рубиновыми серьгами, но Матильда искала один-единственный камень. Сверкнуло, будто из жемчужного клубка глянул какой-то странный зверь, и Матильда вытащила то, что хотела.

Спертая внуком у талигойской королевы ройя раскачивалась на тонюсенькой золотой цепочке, а по стене метался полупрозрачный алый отсвет. Стало жаль: не драгоценности — бесплотной звездочки, родившейся от полуденного солнца и камня, в существование которого в Золотой Анаксии верили, а в Золотой Империи перестали. До присоединения к Талигойе Кэналлоа ройи считались сказкой, потом стали мечтой. И вот одна такая качается в руках и смеется, как смеется женщина, уверенная в том, что мужчина никогда ее не оставит. Что бы он ни говорил и как бы ни ярился.

— Ну тебя! — прикрикнула Матильда на самоуверенную вещицу и отправила ее в потайной карман. Назад лететь тем же аллюром не вышло, но решительности запыхавшаяся принцесса не растеряла. У калитки в садик Этери на привезенном со священной горы обломке восседала карга, для разнообразия расставшаяся с рогатым жезлом, но не с воинами. Алатка нагнула голову, точно собираясь бодаться, и устремилась к ведьме.

— Идемте со мной! — Для вящей убедительности Матильда притопнула ногой. — Вы должны видеть то, что я сделаю, и слышать то, что я скажу.

Вроде бы у нее получилось вполне в бакранском духе. Во всяком случае, премудрая немедленно вытащила из-за валуна свою палку и бодро вскочила, бородачи привычно встали за плечами старухи, хотя кто ее знает? Бакранка могла быть в одних годах с Матильдой, а могла быть и моложе, просто выглядела древней, как каменюки, из которых и вылезла.

Когда шли через сад, Матильда сунула руку в карман, нащупывая ройю, чем ввела в заблуждение местных птиц. Зеленоштанный Карлион, то ли некогда сцапанный Матильдой, то ли его сородич, настырно крича, шмякнулся принцессе на плечо. Пришлось согнать, но самолюбия у птички было не больше, чем у истинных талигойцев, когда они рассчитывали на обед. Зеленоштанец описал небольшой круг, явно собираясь опуститься Матильде на голову. Свистнуло, нахал слабо затрепыхался в траве, а сбивший его бородач довольно улыбнулся.

— Плохая птица, — объяснил он. — Может нести зло.

— Нагадить она может, — уточнила принцесса, но, видимо, бакран этого слова не знал, а объяснять Матильда не стала.