Вера Камша - Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти. Рассвет. Часть 1

«Матушка, как вы уже знаете»… «Милая матушка, генерал Ариго…» «Дорогая матушка, в 15-й день Летних Волн на Мельниковом лугу, что на берегу реки Эйвис, наша армия дала… приняла навязанное ей дриксами сражение …»

От мысли писать набело Арно, изведя треть проэмперадорской бумаги, отказался, но с черновиками тоже не ладилось. Ли убрался, пообещав ужин, «когда закончишь». Есть пока хотелось не очень, однако само положение сразу и смешило, и бесило. «Дорогая матушка, я не стану ничего писать о сражении на Мельниковом лугу, но… но мы его почти проиграли… но дриксы почти выиграли… но все повисло на волоске…»

— Чувств ему захотелось… — пробурчал теньент, набрасывая на уже испорченном листе не то профиль Ли, не то собственный. — «Чувств и событий».

Снова пробиваться сквозь стену воды, тащить на себе недоутопленника, карабкаться по скользкому боку кургана, влезть, перевести дух и понять, что только что вытащил из болота «гуся» и вообще угодил в плен?!

«По нелепой случайности я попал к дриксам. Пока «гуси» не поняли, кто я, можно было бежать, но для этого требовалось оставить Кана, а он только что спас мне жизнь. Кан так устал, что не мог двинуться с места, и я упустил время, а дальше стало поздно. Я назвал себя, но слава нашего дома не столь велика, как порой кажется; к тому же дриксы путают «С» в начале слова с «З», и у них существует преглупый обычай титулования родственников. Сын и наследник герцога Гуся у них будет граф Гусь, а брат — граф имярек Гусь. Виконт Сэ для них стал наследником графа Зэ, а графа Зэ они не знают, так что я оказался пленником довольно-таки известного в армии Бруно капитана, которого сдуру вытащил из трясины, в которую превратился Мельников луг…

«Которого — в которую» легло на пути разогнавшегося наконец пера барьером. Его следовало либо обойти, либо взять. Арно потер подбородок, прикидывая, что лучше, но тут в прихожей скрипнуло и послышались быстрые шаги.

— Если ты думаешь, что я Веннен, — не глядя огрызнулся теньент, — ты ошибаешься.

— Я так не думаю, — засмеялись сзади, — но Веннена я бы не испугался. В отличие от великого Барботты. Сударь, имею честь поздравить вас с возвращением.

— Руперт! — возопил Арно. — Ты-то что здесь делаешь?!

— То же, что ты делал еще утром, — фыркнул дрикс, с готовностью переходя на «ты». — Пребываю в плену, более или менее доброжелательном. Очень рад за твою мать.

— Угу… Хотя ты же ее не видел.

— Мы встретились в Тарме. Графиня говорит, вы с Приддом помирились, выходит, я больше вам не секундант?

Руперт огляделся в поисках куда бы сесть, и Арно решил, что это прекрасный повод прервать писания.

— Пойдем отсюда, — решил виконт. — Я просто обязан тебя угостить, а тут только чернила. Что господин Кальдмеер?

— Был здоров.

— Где он сейчас?

— В Хексберг. Мы опять встретили Вальдеса.

— Надеюсь, он вел себя прилично?

— На мой взгляд, безусловно. Вальдес приглашает посмотреть, что за Бирюзовыми землями. Не сейчас, когда кончится война…

— Сударь… — Подпиравший стену капитан «фульгатов» взял Арно под руку. — Позвольте на пару слов.

— Да?

— Приказ маршала. Вы можете выйти, лишь вручив мне письмо к вашей матушке.

На то, чтобы не выругаться, теньента хватило. Наблюдавший за разговором от двери Руппи понимающе усмехнулся. Ситуация была нелепой, но на Мельниковом лугу Арно попался еще глупее.

— Письмо сейчас будет, — бросил виконт. — Руппи, подождешь?

— В последнее время я только и делаю, что жду. — Дрикс улыбался, но что-то неуловимое в его лице отбивало охоту улыбаться в ответ. — Ожиданием больше, ожиданием меньше…

— Я быстро.

На сей раз перо скакало по бумаге с резвостью годовалого мориска. Арно валил в одну кучу смерчи, пушки, безделье, пари с «утопленником», заявившегося по душу «виконта Зэ» адъютантика, седого дрикса, здоровенного гаунау и леворукого братца. Очень хотелось написать о разговоре с Бруно — разговоре, которым теньент немало гордился, но на бумаге это выглядело бы хвастовством, особенно если Ли снабдит послание приписочкой в своем духе… Переворачивая третий лист, Арно вспомнил о двух страницах, понял, что измарал пять, быстренько дописал про почтительность и поставил вожделенную точку. Путь в таверну был свободен.

— Я правильно понял? — спросил Руперт, когда довольный собой теньент отдал письмо закатному капитану. — Ты ведь писал графине Савиньяк?

— Да, а что?

— Я попытался представить, как пишу матери страницу за страницей и отправляю, не перечитывая… У меня не получилось.

— А ты представь себе старшего брата… Желательно проэмперадора.

Привычка вечером обходить замок от подвалов до башенок взялась из ниоткуда, вернее — из непривычки отдыхать. Проэмперадор Олларии тонул в счетах и жалобах, давил мародеров, совал нос в мастерские и склады, недосыпал, глотал на ходу ставший ужином обед… Порой загнанный делами Иноходец мечтал, как станет спать до полудня, есть вовремя и ни-че-го не делать. В Старой Эпинэ он мог себе позволить если не полное безделье, то нечто очень похожее, а вместо этого осматривал мельницы, объезжал виноградники, торчал на конюшнях; начинался же и заканчивался день в комнатах Октавия, где шел столь же нескончаемый, сколь и неравный бой между бывшими служанками Жозины и чужаками.

Разумеется, брат Анджело и кормилица делали все по-своему. Разумеется, Мари с Жанной дулись и жаловались. Робер, хоть и был вскормлен племянницей Жанны, монаху верил свято и держался твердо. Старухи отступали, будучи готовы наутро затеять новый бой, Эпинэ переводил дух, стоял несколько минут у колыбели и, непонятно чему улыбаясь, отправлялся к себе. Это начинало становиться ритуалом, однако сегодня слугам было не до происков врача. То, что дело худо, Иноходец понял, проводив упорно ночевавшего в старом замке Балинта. Привратник, обычно не упускавший случая сказать Монсеньору пару словечек, на сей раз изображал оскорбленную почтительность, явно набиваясь на расспросы. Робер расспрашивать не стал, но на подступах к апартаментам принца его поджидали не только Мари с Жанной, но и старший повар, приходящийся сыном одной и зятем — другой.

— Монсеньор, — возвестил владыка кухни достойным виконта Дарзье тоном, — он воняет! К утру немытыми ногами провоняет даже крупа.

— Ты о ком? — Робер потер готовый разныться висок.

— Они называют это сыром, — с отвращением объяснила Жанна. — Можно подумать, мы не видели сыра! Не будь вы нашим герцогом, я сказала бы, как эту мерзость назвал Этьен…

— Истинная правда, Монсеньор, — поддержала старую подругу Мари. — Добрый человек такое с собой не привезет.