Вера Камша - Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти. Рассвет. Часть 1

Мухи жужжали, трупы лежали, живые — кто вытаскивал своих раненых, кто обыскивал убитых, кто просто бродил между покойниками. При виде маршала копошащийся среди смерти народ прекращал свои дела и привычно вытягивался в струнку. Капрас всматривался в хмурые рожи, словно видя их впервые. Вот эти, выжившие, кто они? Чего от них ждать сегодня ночью, завтра, на марше, в бою?

Он в своих людей верил, школил их, ругал, злился, но верил — и корпус это доверие оправдывал. Пока не вошел в боголюбивую, чтоб ее, Кирку.

— Господин Карло, — пробормотало сзади, — господин Карло, я хотел бы разобраться…

— Ах, разобраться? — Этот… клирик что, так и будет болтаться под ногами?! — В чем?

— Здесь сражались, но я не военный.

— Неужели, святой отец?

Чтобы понять, что за схватка кипела у обелиска с правилами имперской торговли, маршалом быть не требуется, достаточно понюхать пороха. Непривычному тут либо блевать, либо падать, либо, зажмурившись, бежать прочь, но упрямец, хоть и позеленел, желал знать. Что ж, пусть знает!

— Вот те, кого скосили первые залпы. — Карло злобно ткнул хлыстом вправо. — Трупов много, стреляли хорошо. А дальше — те, кто дорвался-таки до ближнего боя. Тут в дело пошли пики и алебарды.

Вал из человеческих тел наглядно демонстрировал, где Гапзис выстроил свою пехоту.

— Дальше подкрепления прибывали с обеих сторон, побоище расплескалось на соседние улицы и захлестнуло весь рынок. Кто-то из мятежников пробовал улизнуть, как те пятеро, которых мы нашли первыми. Таких добивали кавалеристы…

— Кажется, я понял, — пробормотал клирик и, по-женски подобрав полы сутаны, потащился в самую гущу покойников. Маршал поморщился и пошел рядом, вспоминая предыдущий день и вопли Брацаса. «Бросаете, гады, на съедение дикарям!», «Чего мы в Паону попремся?!», «Там есть кому воевать!», «Свой бы дом защитить!..».

Он был бы даже по-своему прав, если б вел себя не как пьяная скотина. И так большой и грузный, субполковник словно бы еще распух, попытка его скрутить кончилась ничем, а когда догадались стрелять, было поздно. Брацас уже задурил голову двоим адъютантам, а на его крики во двор ввалились предводительствуемые немолодым теньентом солдаты. И, что хуже всего, эти были не из местных.

Теперь перебежавший к Брацасу теньент, отчего-то в одном сапоге, валялся на рыночной площади. Прошлой осенью он пришел в корпус вместе с кипарскими рекрутами, надеялся выслужить повышение. Выслужил. Пулю в грудь и распоротое брюхо.

— Теперь он свой дом уж никак не защитит, — раздельно произнес отец Ипполит, — и не свой — тоже. Отпевать не буду. Грех.

— Да вроде ж мятежников всегда отпевали.

— Эти, по сути, самоубийцы. Самоубийц нельзя.

— Вам виднее. Что такое?

— Тело вожака мятежников, возмутительного субполковника Брацаса, найдено и опознано, — оттарабанил гарнизонный писарь Фурис. В отличие от прочих, он не только не пошел за своим командиром, но и увел у того из-под носа почти целую роту, правда, говорить по-людски так и не начал. — Если господин маршал желает убедиться лично, следует ехать вон туда, за церковь.

— Хорошо, я посмотрю.

Только у мертвеца не выяснишь, о чем тот думал, подбивая кипарских дурней на мятеж, чего хотел, на что рассчитывал… Но глянуть надо, для порядка. И сказать что-то, тут не отмолчишься. Вот бы еще проверить, не завелись ли похожие настроения и в других полках, больше сюрпризов не хочется.

— Отец Ипполит, вы со мной?

— Разумеется.

Они не добрались даже до лошадей — помешал теньент-драгун, целеустремленно пробиравшийся в направлении начальства. Проклиная все на свете, Капрас ускорил шаг, не оглядываясь на путающегося в своей юбке священника. Свитские, заметив драгуна, рванули ему наперерез, и маршал мысленно хмыкнул — от плохих вестей это не спасет, разве что от пули, но из драгун пока не задурил никто. Этот тоже оказался надежен.

— Господин маршал, — явно побывавший в бою парень старательно отдал честь, — полковник Ламброс докладывает: у Хлебного моста — всё, закончили.

— У Хлебного? — оторопело переспросил маршал, уже ничего не понимая. — Так, теньент, переведите дух и давайте с самого начала.

Подробно так подробно, косноязычием вестник не страдал. Из его слов выходило, что совсем недавно на северной окраине взбунтовался еще один батальон из резервного полка. Вместо завтрака умники решили идти выручать Брацаса, а заодно и соседей в это дело втравить. К счастью, офицеры стоящего рядом драгунского полка оказались людьми не только стойкими, но и сообразительными. Визитеров без лишних слов скрутили, а полк подняли по тревоге, не забыв оповестить Ламброса. В общем, за первым же поворотом двинувшуюся в город мятежную колонну встретила конная батарея и драгунские эскадроны. Ультиматумов не предъявляли. Картечью в упор, и тут же, не давая развернуться, — в сабли. Так что, господин маршал, всё уже.

Всё-то всё, но в глазах теньента бился тот же вопрос, что мучил самого Капраса, — ну что же это творится-то, вразуми Создатель?

— Господин маршал, — подъехавшего Николетиса переваривающий новость Карло сперва не заметил, — мы очистили окрестные улицы, и еще мы вошли в аббатство… Господин маршал, вам надо это видеть! Это немыслимо… Немыслимо!

— Хорошо. Надо, значит, надо.

400 год К. С. 7-й день Осенних Ветров

Беседки теперь не запирали, зачем преграждать дорогу туда, где больше нет зла? Лишенный листвы нижний парк был пронизан солнечным светом. Одинокие деревья средь широких золотистых полян вбирали в себя сияющий день, и Мэллит казалось, что они сами светятся. Негромко шуршали камешки под ногами, в усыпанных ягодами кустах копошились птицы с хохолками, яркие, как роспись по шелку. Видеть прекрасное и при этом вспоминать скверное трудно и неприятно, но первородный Валентин просил, и гоганни разбудила былую боль, как злого пса.

Девушка вновь выходила из дома в ночи Луны, смотрела в синие глаза без зрачков, зажимала кровоточащую рану, проваливалась в шепчущий кошмар, но тот не мог пожрать добычу, ведь в небе светило солнце, а рядом шли сильные и разумные.

— « Ты », — объясняла Мэллит тому, кого надлежало называть Проэмперадором, — он шептал « ты », но я не видела, как шевелятся губы и открываются глаза.

— Каким он был, сударыня?

— Он спал, и он желал… Ничтожной не найти слов!

— Позвольте с вами не согласиться. Девица, не растерявшаяся во время рукопашной и рискнувшая довериться выходцу, не может быть ничтожной.

— Баронесса так воспитана, — первородный Валентин говорил, как всегда, негромко. — У гоганов есть обычай: они избегают называть имена и склонны к самоуничижению на словах.