Блейза Воронова - Полотно Вирда

Викинги засмеялись. Отец опустил голову и промолчал. Стиг знал, что боится он не за себя, а за сыновей и только поэтому не осаживает обнаглевшего гостя. Но это не значит, что Стиг должен терпеть насмешки над собой и братьями.

– Зерно молоть и коз доить, – несмотря на закипающую злость, говорил Стиг спокойно. – А ещё строить дом, рубить лес, ловить рыбу, готовить еду. И ходить в набеги. Хороший воин должен всё уметь делать.

– А ты прямо как мой племянник. – Гуннар в упор посмотрел на Стига. – Тоже наглый и дерзишь старшим. Но Эйнар – сын ярла. Ему это простительно. Тебе – нет.

– Болтовня не наполняет живот, – примиряюще произнёс отец. – Давайте не будем ругаться и выпьем…

Закончить он не успел. Лейф неловко повернулся и с грохотом опрокинул кувшин.

– Сыновья умелые! – усмехнулся Гуннар. – Особенно этот. Глаза пустые, как у овцы. Сразу видно – бестолковый.

– Зато ты умелый и толковый! – Стиг почувствовал, как Хельги предостерегающе толкает его, но промолчать не смог. – Повёл людей на охоту. Ни одного зверя не выследили. Обратно на драккар с пустыми руками вернётесь?

Рыжий бородач рядом с Гуннаром громко расхохотался.

– А ведь верно парень приметил. Плохо последние дни с удачей. Правильно нас Лютый Йорун за добычей для даров Тору отправил.

– Мы добудем достойные дары Тору.

Гуннар произнёс это таким тоном, что сразу стало тихо. Викинги перестали есть и напряжённо переглядывались.

Отец медленно потянулся к ножу на поясе. Хельги опёрся руками о стол. Стиг не сводил глаз с Гуннара и ждал.

Порыв ветра ударил в дверь. Гуннар стремительно соскочил с лавки и схватил лежащий рядом меч. В это же мгновенье Хельги с невнятным возгласом опрокинул стол. Остальные викинги отпрянули назад, пытаясь увернуться от тяжёлой столешницы и грохочущей посуды.

Стиг едва успел обнажить меч, перепрыгнуть через лавку и прижаться спиной к стене, как на него налетели Гуннар и длиннорукий широкоплечий воин.

Противник, замахиваясь, задел длинным «бородатым» топором столб, и Стиг успел нанести точный смертельный удар. Он принял щитом меч Гуннара, рубанул его по голове и почти достал… Но рука дёрнулась от истошного крика Лейфа.

Гуннар отпрянул, но Стигу было уже не до него. Он увернулся от меча, перемахнул через поваленный стол и сбил с ног викинга, занёсшего нож над братом.

Стиг успел оттолкнуть Лейфа к двери, увидеть, как Хельги заслонил раненого, из последних сил отбивающегося отца, и от удара по голове провалился во тьму.

– Хорошо, что лёд уже есть.

– Как этот волчонок умудрился тебя задеть?

– Меч у него, смотри, какой странный. Остриё заточенное. Вот им и задел.

– Откуда у него такой?

– Наверное, у какого-то франка забрал.

Сквозь темноту прорывались чужие голоса. Стиг дёрнулся, попытался встать, не смог и, едва справившись с тошнотой, открыл глаза.

Он лежал связанный, на полу. На лавке, за уже поднятым столом, сидел Гуннар и прижимал руку к лицу.

Стиг повернул голову и увидел рядом с собой… У него перехватило дыхание. Остановилось, а потом гулко и быстро застучало сердце…

Из дыры в боку Хельги торчали перерубленные рёбра. Из разбитого затылка отца медленно текла чёрная кровь.

Отчаяние сдавило горло. Брат… Отец… А где Лейф? Он успел сбежать? У двери никого не было. Должен был успеть. Он знает лес. Он сможет спрятаться. Стига уже никто не спасёт, но брат останется жив. Пусть он останется жив! Пусть Норны сплетут ему длинную нить жизни.

Заскрипела дверь, и послышался топот. Оперевшись о стянутые за спиной руки, Стиг приподнялся и увидел, как огромный длиннобородый воин за шиворот втащил в дом Лейфа и бросил его на пол.

– Еле поймал. Как заяц от меня улепётывал.

Стиг отвернулся от затравленно озирающегося младшего брата и встретил взгляд Гуннара. Под глазом врага зияла покрытая запёкшейся кровью рана. Не опасная, но шрам останется от неё навсегда.

– Очнулся? А ты живучий. – Гуннар провёл рукой по щеке, проверяя, остановилась ли кровь. – Это хорошо. Тору понравится такая жертва.

– Тогда отпустим мелкого? – раздался сзади чей-то голос. – Места свободного на драккаре всё равно нет. Да и за такого хилого много серебра не дадут.

– Нет! Никого отпускать мы не станем. – Гуннар подошёл к Стигу и схватил за волосы. – Посмотришь, как я перережу глотку твоему братишке? А может, вначале выколоть ему глаза?

Стиг дёрнул головой, но Гуннар держал крепко.

– Гуннар, давай обойдёмся без глаз. – Стиг увидел, что говорит это рыжеволосый викинг. – Он же орать будет так, что голова треснет.

– Ладно, Тормунд. Уговорил. Просто прирежем.

Гуннар отпустил Стига и достал нож. Огонь отразился на стальном лезвии. Лейф попытался отползти, но упёрся спиной в столб. Тогда он обречённо всхлипнул и зажмурился…

Стиг, не отрываясь, смотрел, как из горла брата льётся кровь, и неслышно шептал:

– Великая и могущественная Хель. Холодная и беспристрастная. Суровая и справедливая. Прими в Хельхейм 5 5 Хельхейм – мир мёртвых. Лейфа, Ингвара сына. Дай ему кров и приют. И услышь мою клятву. Если останусь жив, я принесу тебе в жертву Гуннара, Харальда сына. Чего бы мне это ни стоило.

Леденящий холод дыхнул Стигу в лицо. Это ветер? Это смерть? Это знак Хель? И что теперь? Пришла его очередь? Или викинги принесут жертву Тору на рассвете?

– Убитых на улицу выкиньте, – распорядился, вытирая окровавленный нож, Гуннар. – Утром перед уходом сожжём. А этого… Его в сторону пока оттащите. Надо поесть и пива выпить, а то когда ещё сможем.

– А с Ульвом как быть?

– С собой заберём. Там у драккара сложим погребальный костёр.

Кто-то из викингов толкнул Стига, и тело тут же пронзила резкая боль.

– Гуннар. Да у него дыра на полруки.

– Давай его сюда. Посмотрим, что там. Он нам нужен живой.

Стига едва не вывернуло, пока его тащили по полу и, ударив лбом о доски, забросили на лавку.

– Плечо порезано. Глубоко! Если кровь не остановить, он до утра не дотянет.

– А мы её сейчас остановим. Есть верный способ.

Гуннар склонился над Стигом.

– Знаешь, чему нас учат предки? – свистящий шёпот Гуннара пронзал голову. – Боль устраняется только болью. А мы чтим предков и их заветы.

На какое-то время в доме повисла тишина, нарушаемая лишь потрескиванием дров и завыванием ветра. Потом Стиг почувствовал, как его прижали к лавке, и тут же плечо обожгло огнём.

Стиг закричал, забился в чьих-то руках. Раскалённый клинок всё глубже прожигал тело. Огнём горела уже не только рана, но и всё плечо.

Наконец Стиг почувствовал, что его отпустили. Понял, что клинок убрали. Но боль не проходила. Она терзала руку так, что терпеть её было невыносимо, заставляла до судороги сжимать кулаки и до крови кусать губы.