Герасий Чудный - Удача Бурхарда Грэма

– Потерпи, дружок, – забил древком когти в пол намертво, – чтоб не ушёл, – запрыгнул на колено, подтянулся за позвоночник, по рёбрам забрался, как по лесенке, стал на плечи. – С добрым утром, – заглянул в башенку, потряс – пусто. – Точно, с ума схожу. Сну поверил… – оглянулся, на противоположной стене брат-близнец счастьем светится. – Так-так, рано в сумасшедшие. Проведаю братца, чего такой довольный.

Сбегал в склеп, украл сэра буйвола, розовые кучери на плечах, по пути рога отпали. Не хотел стоять у стенки: копытные стопы ехали по полу, пришлось копьём пригвоздить. Взобрался на розарий, исцарапал ботинки, но порча того стоила. Из башенки, заглушая розы, поднималось кофейное вдохновение.

– Как же достать, – исколол пальцы, издеваясь, цокала защёлка. – Ага, понял: башенка требует огня, нагретая медь высыпает зёрна.

Спрыгнул на пол, поднимаюсь, а вокруг бал-маскарад: все беззвучно общаются, стол скачет, стены кишат, маски поголовно усатые, ресничками дёргают. Меня увидели, замерли в позе мимов, дела бросили, таращатся.

– Зрасссьте… А у нас тут день открытых дверей, – идиотски улыбнулся, ладошки незаметно к сюртуку прижались, рапиры, ногопилы на месте, уверенность не прощупывалась, – уведомили бы, что в гости… кофейку бы…

По войне знаю – серьёзные парни болтать не любят, за них говорят пули. Когда порох кончается, наступает время слов. С тараканами намного серьёзней, они не слышали о порохе.

Пока выбирал, чем сражаться, двое без предисловий напали, закололи, захлестали. Мои рапиры тоже заговорили пиратской руганью. Нападающий слева получил ниже забрала, брызнул джемом, завалился на спинку. Община сбежалась на поминки.

– Эй, господа, не троньте друга! Теперь он мне дороже, чем вам.

Озверев от невосполнимой потери, другое насекомое со слезами бросилось мстить. Не подводившее мастерство дало осечку. Усики не фехтовали, они сбривали недельную щетину со скоростью соловьиного свиста. Ленивая Фортуна едва не угробила любимчика кровавой росписью на лице. Рапиры не дотягивались к горлу ничтожные полдюйма, ногопилы расползались на джеме, по микронам загоняя меня к безрогому буйволу, пригвождённому к полу.

– Хвала зверодревам! Где ты так долго был?

Мы кинулись друг на друга одновременно: иглоусые клинки на максимальную длину, навстречу копье армицефала. Нанизанный рыцарь брыкался, пока не затих, в окружении причитающих родственников. О том, что между раундами отдых, там не знали. Из камина высыпало полчище, построилось. Пришлёпал жирный командующий вразвалочку, тыкнул усиком в мою сторону. Солдатики отчеканивали, как на плацу: все одного размера, одинаково вооружены, в начищенных латах, шли нога в ногу. Воевать с такими бойцами, не захотел бы и тигр. Требовалось другое решение. Оглянулся по сторонам: дверь до сих пор открыта. Недолго думая, в склеп: жду за дверью. Рыцари следом, доспехами гремят; только последний зашёл – запер всё войско на кладбище. С командиром остались один на один. Тот не струсил, выпрямил усы и в драку, и тут…

За надписью «Армагеддон» стучали кости, восставали скелеты, солдатики ломились в закрытую дверь, как от огня, пока не затихли. Склепотрясение длилось не дольше выпитой чашки кофе. Вернувшаяся тишина подточила дух командира: рапиры обмякли, потупились.

Впервые в жизни не смог прихлопнуть таракана. В склеп вошли вдвоём, чуть ли не в обнимку. Картина «Зверодревы убивают армицефалов» исчезла, как и войско усачей. Эпическое кладбище превратилось в банальную гору костей. Пока соображал, что произошло, командующий взял след, запетлял ищейкой, шмыгнул разгребать кости. В черепе древольва, как в клетке, застрял переломанный, но живой солдатик. Командир с подопечным трогательно переплели усики, обнялись, неслышно поговорили, совсем, как люди. Старый занялся распилом черепа. Кость по твердости не уступала камню, ногопилы затупились, но до освобождения было далеко.

– Откуда вы взялись на мою голову? – размахнулся, ударил древком по треснувшей кости, пленник выпал.

Оторопевший командир, лупал глазками, потом, осмелев, по-приятельски сжал усиками локоть.

– Ты понимаешь?

Под занавесом ресниц блестел ужас. Он кивнул… Я выронил копьё. Подозрения, что в университете чего-то недоговаривали, становились навязчивей. С того дня, как я угодил в капкан Глена Уркхарта, трижды приходила мысль, что стезя образования рано или поздно заведёт науки в тупик. Командующий одним кивком подтвердил, энтомологи – дармоеды, а я за двадцать минут узнал о тараканах больше, чем все ученые за тысячу лет. Проблема в том, что их напрочь не слышно. На помощь пришёл освободившийся пленник, бодро прибежал, будто ноги никогда не ломались, протянул в усах какую-то кость.

– Благодарю. Славный подарочек, – не знал, что за свободу можно отплатить мусором. Впрочем, какая судьба – такие ценности, безделушка не впечатляла, сразу выбросить как-то неудобно, сунул в карман. Тараканы переглянулись, но смирились, ведь объяснять бесполезно.

Перебросившись парой фраз, вояки расстались. Старик откланялся, прихватив родичей, скрылся в дымоходе. Молодой остался со мной, принял позу охотничьей собаки, ожидая распоряжений. Это начинало нравиться.

– Что здесь произошло? – попытался выяснить, как только мы остались одни.

Солдатик таксой побежал вперед, огибая препятствия, призывал следовать за ним. Подошли к бронзовому барельефу с мудрёным орнаментом, огромному, как «Брак в Кане Галилейской», картина такая. Провожатый встал на задние лапки, неистово забарабанил.

– Прямо, как я в Бастилии. Ну-ка подвинься, – древко простучало искусство, за металлом чуялась пустота. – Видишь, закрыто. Приём товара или обед.

Разгневанный малец не унимался, царапал металл, бегал вверх-вниз, рвался внутрь.

– Пойдём, – я погладил панцирь, – хм, хватит на сегодня… Мне жаль твоих родственников.

Ещё один день замерцал сумерками. Рыцарь овального стола занял вакансию Доктора, заполнив картинками вакуум из былого счастья. Находчивый жук умудрялся толковать свои мысли с высокой точностью, был сурдопереводчиком и дирижёром. Общение давалось не легко, но оно нравилось, оживляло, успокаивало. Даже к такому уродцу исчезла неприязнь. У остывшего камина грелись ночь, прижавшись спина к спине. Потрясающе, он был теплокровным! Сворачивался у ног и глядел, подняв грустные глаза, как мой бульдог Кардинал. Приятней вспоминать старых друзей не в одиночестве. Душа согревалась: таракан обзавёлся именем. Пока он посапывал рядом, я мог не бояться нежданных гостей и немного отдохнуть. Из головы не выходило растерзанное войско: кроме нового друга, в живых никого не осталось. Большая часть исчезла, следы вели к барельефу и там обрывались. Очевидно, это очередная дверь. Что за ней? Кардинал видел, но не мог объяснить; большие зрачки говорили – там что-то страшное. Ему здорово досталось, хотя повезло больше, чем товарищам. Не понимал, как он так быстро восстановился. Моя собственная рука, пострадавшая от рапир во вчерашней драке, заживала медленней. Подумав о ране, обратил внимание: боль ушла, шрамы затянулись. Что это – чудо или ещё один выстрел в перегруженный мозг? На выстрел спустился лекарь. Волны белой туники подняли ветер у изголовья, разворошив дремоту внезапной свежестью.