Eldar Morgot - Звезда Даугрема

Зезва стоял на северной башне монастыря и разглядывал окрестности. Было холодно, и порывистый ветер яростно бросал в лицо колючие снежинки. Рядом, усевшись на мешок с соломой, грыз моченое яблоко Геронтий Огрызок. Командир джуджей при этом умудрялся посвистывать и чавкать одновременно.

Ныряльщик смотрел на бескрайнее зелено-белое море темнеющего вдали леса, на дымки и крыши прилегающих к стенам деревенских домов. Справа и слева высились покрытые ельником горы, заснеженные и величественные. Еще дальше терялись в тумане снежные вершины Большого Хребта. Затем опустил голову, прикрыл на мгновенье глаза. Как часто, в далеком детстве, он стоял вот так на стене родительского дома в Веревке, высматривая возвращающегося из очередной поездки отца. Как понуро спускался вниз, так и не дождавшись. И ласковая мамина рука, обнимающая его, мамин голос, нежный и такой родной… Даже снежинки были такими же, колючими, напористыми, бешено крутившимися, словно живые. И мама…тоже живая. Её тихие уговоры с трудом сдерживающего слезы маленького Зезвы, улыбка, прячущаяся в уголках губ, поцелуй в лоб на ночь и теплое одеяло. Приходило утро, и черноволосый мальчик снова бежал на стену, запахивая на ходу теплый плащ. Сегодня, точно, сегодня должен вернуться его отец, Ваче по прозвищу Ныряльщик…

— Ты, что уснул там, э!

Зезва вздрогнул, повернулся. Геронтий недовольно смотрел на него. Джуджа хотел еще что-то добавить, но отступил на шаг, вглядываясь в лицо Ныряльщика.

— Извини, пожалуйста, — с неожиданной мягкостью проговорил карл. — Прости меня, волосатого грубияна. Я не видел, что ты вспоминаешь.

— Как ты догадался, друг Геронтий? — покачал головой Зезва.

Джуджа хотел было указать на блеснувшую в глазах человека слезу, но лишь кивнул, улыбнувшись. Зезва поплотнее запахнул плащ и вернулся к созерцанию окрестностей. Рядом, у соседней бойницы, уже сопел командир джуджей.

— Убедился, человек? — карл размахнулся и забросил остатки яблока чуть ли не в темнеющий вдалеке лес. — И метнул Огрызок огрызок… — забормотал он, вытирая руки. — Чувства просто!

— Что ты там бубнишь, достойный командир? — спросил Зезва.

— Бубнят человеки, а благородные джуджи высказываются.

— Конечно… — усмехнулся Ныряльщик.

— Убедился, спрашиваю? — повторил Геронтий.

— В чём?

— В том, что во-о-н тот лесочек отличное место, чтобы сосредоточить ударные силы, — джуджа поежился. — Чувства, ну и веторочек!

— Да, — согласился Зезва, кусая нижнюю губу. — Но как неприятель туда попадет?

— Ясно как. По лесочку, по тропиночкам, соберет сам себя в кулак и с чувством пойдет на приступ. Предварительно спалив деревню.

— Ну, ткнутся они в стены, а дальше? Головами долбить будут?

— Зачем головами? Баллисту подтащат и ненавязчиво пальнут разочек-другой. Не веришь, человек? Я тоже не верил, что душевники мятеж поднимут. А они взяли и подняли! Причем чувственный такой мятеж. Сплошной на-най, понял.

— Слишком уж неправдоподобно, — покачал головой Ныряльщик. — Как они баллисты притащат? По воздуху, что ли?

— Зачем по воздуху? На ослах, в разобранном виде.

Зезва повернулся и уставился на джуджу.

— Как соберут тогда, у нас на виду?

— Ночью, человек. Мои ребятки побродили немножко по лесочку. Пара опушек чувственных имеется.

— Все равно трудно поверить, что враг полезет сюда, — с сомнением проговорил Зезва. — Посмотри вокруг: зима, мороз, снега по колено. Какие тут маневры и штурмы? Каноны войны…

Геронтий взмахнул руками и выкрикнул что-то непристойное по-джувски. Именно непристойное, потому что Ныряльщик, хоть плохо понимал язык карлов, отдельные слова вроде «баран» и «жопоголовый» все-таки разобрал.

— Господин джуджа, не сквернословь.

— Чувства! — Огрызок впился зубами в очередное яблоко. — Ишак неверующий, вот ты кто, клянусь носом принцепса!

— Я просто пытаюсь понять.

— Баран тоже пытался-бодался, да в котёл угодил! Так там и сварился, с канонами войны в заднице.

Геронтий размахнулся и метнул яблоко в пелену усиливающегося снегопада. Затем подошел к бойнице, свесил голову вниз.

— Косой, где ты?

— Э? — донеслось откуда-то снизу.

— Готовы люди? — проорал Геронтий по-джувски.

— Э?

— Люди, говорю, готовы, я твоей мамы бурдюк шатал?!

— Чего кричишь? Готовы!

— Уф… — Огрызок набросил капюшон. — Мы собираемся на разведочку прогуляться. Ты с нами?

— В лес? — Зезва сосредоточенно нахмурился.

— Нет.

— А куда?

— Баб на сеновале трахать…

Геронтий умолк. Проследив его взгляд, Зезва увидел стройную фигурку Аинэ. Девушка куталась в теплую шерстяную шаль, закрыв лицо от ветра, но глаза цвета морской волны внимательно смотрели на Ныряльщика.

— Мое почтение молодой госпоже, — не без галантности поклонился джуджа. — Позволю себе высказать искреннее восхищение твоей красотой. Чувства и еще раз чувства, молодая госпожа! Очень, очень приятно!

— Спасибо, господин Огрызок, — засмеялась Аинэ. — Ты очень любезен.

— Чувства! Все джуджи настоящие рыцари. Не то что… — Геронтий окатил Зезву презрительным взглядом, еще раз поклонился Аинэ и величественно удалился, бросив на прощание:

— Будем тебя ждать у ворот, — и тут же заорал:

— Косой! Строй ребят, иду на проверку!

— Э?

— Ауф… твой мамин королёк шатал!!

С этими словами Геронтий загрохотал по лестнице вниз.

Аинэ тихо засмеялась, подошла к Зезве.

— Красиво как, — выдохнула девушка.

— Да, — согласился Ныряльщик деревянным голосом.

— А Каспер где? — поинтересовалась Аинэ.

— Внизу.

— Внизу?

— Ну да. Вместе с отцом Кондратом засел в библиотеке.

— Правда? — оживилась Аинэ. — Молодец какой. Я тоже обожаю читать. А ты, Зезва?

— Что?

— Читать любишь?

— Люблю.

— Почему же тогда не в библиотеке с Каспером?

Зезва резко повернул голову и даже раскрыл рот, чтобы сказать что-то резкое, но осекся. Потому что Аинэ смотрела на него с ласковой улыбкой. Нет, скорее, насмешливой. Зезва нахмурился и…

— Почему ты так неприветлив со мной? — Аинэ отвернулась от ветра, повела плечами под шалью. — И…холодно тут, давай спустимся вниз.

— Я… — Зезва потрясенно смотрел на девушку. — Я не…

— Что с тобой? — участливо спросила Аинэ, нерешительно прикасаясь к его плечу.

— Ничего…

«Сынок, пойдем вниз, холодно. Папа завтра приедет, вот увидишь!» — «Мамочка, где же папа, почему его так долго нет?» — «Сына, выше нос. Уже поздно, идем. Утром поднимешься снова, будешь папе рукой махать!» — «Правда, мам?» — «Ну, конечно, сыночек…».

Ветер взвыл с новой силой. Метель разыгралась не на шутку, в поднявшейся белоснежной стеной, голосящей и беснующейся, уже почти ничего не было видно. Зезва глубоко вздохнул, чувствуя, как морозный воздух обжигает горло.