Николай Прокошев - Семь крестов

– Бронте, где ты, там и неприятности. – От бессовестных подслушиваний Пса оторвал крепкий шлепок по плечу. – Зачем пальбу устроили?

– А-а, Генрих. – Присутствие фон Плауэна-младшего вызывало у полубрата двоякие ощущения: с одной стороны – настороженность, с другой – азарт. – Не похоже на вас, чтобы со святошами якшались…

– Просто одному страшно ехать было, а-ха-ха! Да нет, меня брат попросил вас проведать. А раз уж эти потащились, то и я с ними. По секрету скажу, что и за маршалом нужно присмотреться: как он и что.

– Откуда узнали про стрельбу?

– Ты же знаешь, для меня нет закрытых дверей. Сам догадываешься, зачем стреляли?

– Думаю, стоит сходить к оружейникам. Они что-нибудь да поведают.

Кузен магистра был человеком Кёнигсбергу чуждым, пробыть в городе ему предстояло недолго, поэтому Пес решил, раз уж он окончательно надумал расстаться с орденом, подробно все рассказать. Тогда, если младший фон Плауэн не врет, двери сами собой отворятся. В конце концов, это и в интересах остальных братьев.

Прежде чем отправиться в оружейные палаты, пара зашла к шпитлеру. Полубрат и мирянин терпеливо дождались, пока подвал покинет священник из Новой Марки и пойдет наверх осматривать больных и престарелых.

Врач сразу заподозрил неладное и недобрым взглядом сверкнул на Гектора. В ответ, не отводя глаз, прусс попросил доктора выдать записку и загадочную пульку. Фон Плауэн в подтверждение кивнул. Буркнув, что он этого так не оставит и доложит маршалу, лекарь с недовольным видом передал только камушек. Бумажка находилась у фон Ризе, тот должен был ее тщательно изучить и расшифровать. На выходе младший из фон Плауэнов, обернувшись, язвительно порекомендовал не забыть проводить маршала также на свежую могилу в пархаме.

Прихватив с собой снаряд, сыщики поторопились в архив и застали коротышку как раз за кропотливым изучением каракулей. От неожиданности он их выронил, как только в помещении появились Пес и Генрих. По приказу второго, крошечный писарь толкнул маленькой ножкой послание по направлению к нему.

Пытливый взгляд фон Плауэна сверлил записку и так и этак, руки вертели ее, как бедняк куриную ножку перед тем, как проглотить ее целиком. Он даже осторожно обнюхал предмет.

Через несколько минут тщетных усилий младший приказал фон Ризе лизнуть бумажку. Тот наотрез отказался и, налившись пунцом, пригрозил немедленно пожаловаться комиссии на неправомерные действия уважаемого родственника магистра, который «заставляет члена ордена совершать позорное деяние такими порочащими любого праведного христианина приказаниями».

Тогда фон Плауэн посоветовал фон Ризе, раз уж он собирается бежать плакаться инспекторам, заодно поведать им о том, как он по субботам после повечерия отлучается из замка и, еле держась на ногах, приползает обратно лишь к обедне.

Намеревавшийся было предстать пред комиссией брат фон Ризе покраснел еще больше, всхлипнул и дрожащими руками взял записку, затем очень медленно поднес ее к губам и очень быстро лизнул. Расценив, что этого явно недостаточно, фон Плауэн приказал фон Ризе тщательнее облизать бумажку. Тут уже архивариус отчаянно запротестовал, то и дело взмахивая короткими ручками, но Генрих напомнил, что едва ли на Божьем Суде снисходительно отнесутся к его непристойным проделкам в харчевнях и на сеновалах.

Окончательно сдавшись, превозмогая отвращение, хранитель кёнигсбергского архива все-таки облобызал сухим языком обрывок бумаги от края до края и впоследствии настолько увлекся, что кузену магистра пришлось силой отнимать записку, чтобы она не оказалась проглоченной.

Тогда младший фон Плауэн вновь задумчиво принялся вглядываться в нечеткие каракули, испещрившие бумажку. Вдруг через мгновение он хлопнул себя по лбу и резко поднес записку к пламени свечи, горевшей на столе у архивариуса. Его догадка нашла моментальное подтверждение – с обратной стороны тайного послания начала вырисовываться какая-то странная схема в виде многоугольника с крестиком у одной из сторон. Глаза фон Ризе полезли на лоб, а руки инстинктивно потянулись к листку.

Только ищейки уже покидали архив. Генрих сразу смекнул, что на записке молоком или соком лимона была нарисована карта. А крестик указывал место, где было что-то спрятано. Следовало внимательнее изучить карту и найти тайник. Однако выполнить задуманное можно было с наступлением темноты, иначе у назойливой комиссии могли возникнуть ненужные домыслы и подозрения. Поэтому пара пока направилась в оружейную палату.

Арсенал находился в подвале корпуса, отстроенного специально для маршала. Он занимал два просторных помещения квадратной формы, разделенных низким сводчатым переходом. Оружие – мечи, копья, топоры, булавы, луки и арбалеты – стояло у стен, воткнутое в вырезанные проемы узких деревянных подставок.

Доспехов здесь не было – они хранились непосредственно в жилищах самих рыцарей и служебных. Крупных огнестрельных орудий также не водилось – их заблаговременно разместили на стенах в особых оборонительных нишах. А вот небольших размеров бомбарды складировались здесь, в отдельных ящиках.

В палатах, занятые протравкой стволов, чтоб не оконфузиться перед инспекцией, находились оба хранителя – оружейник и его помощник. Войдя решительными шагами в оружейную, не здороваясь, фон Плауэн резко спросил, был ли кнехт Бастиан убит из здешней бомбарды.

Бритый наголо, с массивной шеей и огромными волосатыми ручищами брат-оружейник переглянулся с молодым, безволосым от природы помощником, крякнул и признался, что вышеупомянутый кнехт, упокой Господь его безгрешную душу, был, к величайшему сожалению и прискорбию обоих хранителей палат, случайно убит другим кнехтом Мартином одной из кёнигсбергских «огненных банок».

Из показаний оружейника следовало, что каким-то непостижимым уму образом служебному удалось умыкнуть ключи – неизвестно чьи, оружейника или помощника, ибо они постоянно находились при них и днем и ночью, открыть палату, стащить бомбарду и незаметно вернуть ключи на место. А что банка отсюда, так это достоверно, ведь на ней стояло здешнее клеймо и инвентарный номер. Для чего все было сделано, никаких мыслей у оружейников не имелось.

– Да-а, и ты до сих пор не понял, для кого была отлита пулька, Пес? – Со всеми передрягами Гектор напрочь забыл о своем невидимом поводыре.

– Где уж мне понять, когда ты у нас самый умный!

– А кто тебе мешает набираться ума-разума? Можешь не искать тайник. Там спрятан мешочек. В нем лежит еще несколько таких пулек. Когда Бастиан ходил выливать помои за ров, к нему подошел один человек.

– Очень интересно… – прусса накрыло ледяной волной.