Мэри Стюарт - Кристальный грот

Оказалось, что незадолго до того Вортимер пошел-таки на разрыв со своим отцом и его саксонской королевой. Устав просить Верховного короля порвать с его союзниками-саксами и защитить от них свой народ, несколько вождей бриттов — в том числе и люди с Запада — уговорили Вортимера взять, наконец, это дело в свои руки и восстали вместе с ним. Они провозгласили его королем и собрались под его знамя против саксов, которых им удалось отбросить на юг и восток, пока те не укрылись со своими длинными кораблями на острове Танет. Но даже там Вортимер преследовал их и в самом конце осени и начале зимы осаждал, пока они не запросили дозволения с миром убраться восвояси, собрали свое добро и возвратились в Германию, бросив женщин и детей.

Но победоносное правление Вортимера продлилось недолго. Трудно было понять, что случилось, но по слухам он умер от яда, предательски подсыпанного тайными сторонниками королевы. Как бы там ни было на самом деле, он умер, и отец его Вортигерн снова пришел к власти. Он почти сразу же (и молва возлагала вину за то на его жену-саксонку) послал приглашение Хенгисту и его саксам возвратиться в Британию. «С одним отрядом, — якобы сказал он, — всего лишь с одним подвижным отрядом, который никого не будет притеснять и поможет навести порядок и собрать воедино разрозненное королевство!». На самом же деле саксы пообещали выставить триста тысяч воинов. Так говорили слухи, и хотя им не очень-то можно было верить, в любом случае было ясно, что Хенгист собирался вернуться со значительными силами.

Пришли и кое-какие вести из Маридунума. Доставивший их не был шпионом Амброзия, а доставленные им новости были лишь пересказами слухов. Недобрых слухов. Кажется, мой дядя Камлах со своей знатью — людьми моего деда, теми, кого я знал — выступили на стороне Вортимера и сражались вместе с ним в четырех важнейших битвах с саксами. Во второй, при Эписфорде, Камлах был убит вместе с братом Вортимера Катигерном. Меня больше озаботило, что после смерти Вортимера на тех, кто его поддерживал, обрушились гонения. Вортигерн захватил королевство Камлаха, чтобы присоединить к своим собственным землям в Гуэнте и, желая взять заложников, поступил так же, как и двадцать пять лет назад: он схватил детей Камлаха, одного совсем еще младенца, и передал их на попечение королевы Ровены. Не было никаких сведений, живы ли они. Не знали мы и того, выжил ли сын королевы Ольвены, которого постигла та же судьба. Вряд ли. О моей матери ничего не было слышно.

Через два дня после прихода известий начались весенние бури, и снова моря оказались закрыты для нас и для новостей. Но это уже не имело значения, и даже могло быть нам на руку. Если мы не получали вестей из Британии, то и там не могли ничего знать о нас и о последних ускоренных приготовлениях ко вторжению в Западную Британию. Потому что долгожданный час наконец наступил. И речь шла не о походе для освобождения Уэльса и Корноулла, но, если найдутся люди, готовые съехаться под знамя с Красным Драконом, то Красному Дракону предстоит сражаться в наступающем году за свою корону.

— Ты отправишься с первым же судном, — сказал мне Амброзий, не отрывая взгляда от развернутой перед ним на столе карты.

Я стоял у окна. Даже при закрытых ставнях и задернутых шторах был слышен шум ветра и рядом со мной колебался на сквозняке занавес. Я сказал:

— Да, господин, — и подошел к столу. Затем увидел, что палец его указывает точку на карте. — Я должен ехать в Маридунум?

Он кивнул.

— Сядешь на первое же идущее на запад судно и отправишься домой, где бы ни пришлось ему пристать к берегу. Ты должен направиться прямо к Галапасу и разузнать у него все новости. Вряд ли тебя могут узнать в городе, но лучше не рисковать. У Галапаса ты будешь в безопасности. Можешь ему довериться.

— Из Корнуолла, стало быть, ничего не слышно?

— Ничего, кроме слуха, что Горлойс поддержал Вортигерна.

— Поддержал Вортигерна? — Я мгновение размышлял над этим известием. — Он, значит, не восставал вместе с Вортимером?

— Насколько мне известно, нет.

— Значит, он колеблется?

— Может быть. Но в это трудно поверить. И все это может иметь совсем другой смысл. Я слышал, у него появилась молодая жена, и быть может, он лишь затем не покидает зимой стен замка, чтобы ей там не стало холодно. Или он предвидел судьбу Вортимера и предпочел служить мне, оставаясь цел и наружно верен Верховному королю. Но пока мне это не будет известно наверняка, я не могу отправить тебя прямо к нему. За ним могут следить. Поэтому тебе нужно направиться к Галапасу и узнать, что нового в Уэльсе. Мне сообщили, что Вортигерн окопался где-то в тех краях, в то время как Восточная Британия на всем протяжении открыта Хенгисту. Сначала придется выкурить старого волка, а уж потом объединить Запад против саксов. Но сделать это следует быстро. И мне понадобится Каэрлеон. — Тут он поднял взгляд. — Я направлю с тобой твоего старого приятеля Маррика. С ним ты сможешь переправить мне известия. Будем надеяться, ты найдешь там все в добром порядке. Осмелюсь предположить, что ты и сам не прочь побыстрее узнать новости.

— Это может подождать, — сказал я.

Амброзий ничего не ответил, но посмотрел на меня, приподняв брови; затем снова перевел взгляд на карту.

— Что ж, садись, я сам дам тебе наставления. Будем надеяться, что ты отправишься скоро.

Я указал на колышущиеся шторы.

— Всю дорогу придется пластом лежать.

Он оторвался от карты и расхохотался.

— Клянусь Митрой, об этом я как-то не подумал. Ведь и мне, наверное, тоже? Чертовски неподходящий вид для возвращения в собственный дом.

— В собственное королевство, — сказал я.

Я отплыл через море в начале апреля на том же самом корабле, что и в прошлый раз, но само возвращение не могло отличаться разительнее. Сейчас на борт поднялся уже не Мирддин, беглец, но Мерлин, хорошо одетый молодой римлянин с деньгами в кармане и слугами к его услугам. В то время как Мирддин был заперт нагишом в тюрьме, Мерлин располагал удобной каютой и подчеркнуто почтительным отношением капитана. Одним из моих слуг был, конечно, Кадаль, другим — к моему, но отнюдь не к его удовольствию — Маррик. (Ханно умер, попытавшись откусить кусок не по зубам; как я понял, там было что-то связанное с шантажом.) Я, естественно, не взял ничего, что могло навести на мысль об Амброзии, но никогда не расставался с фибулой, которую он дал мне, и сейчас носил ее пристегнутой на плече с внутренней стороны туники. Было сомнительно, что кто-нибудь узнает во мне беглеца, пять лет назад плывшего на этом суденышке, и уж конечно, капитан никак этого не показал, но я был настороже и говорил только по-бретонски.