Андрей Шумеляк - Веллоэнс. Книга вторая. Царские игры

Толпа негодующе загудела. Многие потеряли там отцов, братьев и детей, страшные слухи ходили в народе и о том, что кто-то мог спастись от магуров нельзя было и подумать.

Эстер продолжила:

– Да рассудят боги! Любая тварь зверинца в разы слабее магура. Одолеют ли её? Кого хочет народ?

– Карху! Карху! Карху!

Медленно, со скрежетом разъехались черные клыки. Вздымая груды песка, на арену выползла помесь росомахи и дикобраза размером с четырех медведей. Массивные лапы вывернуты, пятак с шумом втягивает горячий воздух, иглы на шкуре взъерошены, с острых клыков каплет слюна. Карху был молод и поджар – живущие на природе слишком много спят, быстро жиреют и становятся неповоротливыми. Иглы местами срезаны, тело раскрашено в бело-серый. Зверь одним прыжком очутился у места пыток – деревянные крестовины с останками смертников с хрустом исчезли в пасти. Узенькие глаза-щелочки уставились на четверых.

Рогожа, покрывавшая странный белый ящик всколыхнулась. Авенир сдернул навес и публика охнула. Очнувшийся от сна магур яростно доламывал железные стенки, перегрызал прутья в щепки.

Освободившись, магур опустил перед Авениром голову. Волхв положил руку на плотную холодную чешую, тронул узду:

– Убей.

Схватка была недолгой. Иглы карху ломались о шкуру магура. Тот нападал яростно. Удары хвоста не причиняли полуросомахе вреда, чего не сказать об остром, как бритва, длинном когте. Тот полосовал шкуру в лоскутья и кровь – черная и густая, падала на песок. Карху вертелся и выл, меча иглы во все стороны. Тщетно – истекший кровью, располосованный, облысевший зверь затих навсегда. Магур подбежал к Авениру и опустил голову.

Волхв помедлил, неспешно вышел в центр Марсова поля:

– Владычица Эстер! Мы доказали, что говорим правду. Сей дар – магура, вселяющего в души бангов ужас, мы преподносим тебе. Счёт ровный и теперь, да будут нерушимы законы Бангхилла, мы свободны! Мир и процветание!

Растерянная, испуганная и, одновременно, польщенная раджа поднялась с трона:

– Вы заслужили безопасность и свободу в стенах нашего города, гости. Мир и процветание! Переночуйте в гладиатории и с утра двинетесь в путь, щедро одаренные моим величеством!

Авенир поклонился:

– Вы очень великодушны, раджа. Да благословят вас боги и укрепят ваше владычество!

Волхв с цыганом сгребли в охапку Корво и Марха и вернулись в зал. Решетка затворилась и трибуны стремительно опустели – отчасти из страха перед магуром, но больше из желания первыми распустить слухи о сегодняшнем зрелище. Три десятка стражников с копьями наперевес окружили магура. Воинов растолкал старый толстый дед:

– Окститесь! Разве можно так к животине приступать. Любая тварь ласку любит.

Он подошёл к существу, осторожно погладил длинную узловатую шею:

– У-у-у, какая животина. Чем кормить-то тебя? Давай-ка пойдём, я тебе стойло краснолистом выложу.

– И что дальше, мудрец? – Марх пришел в себя уже за полночь. – Чего ты добился?

– План был идеален! – Авенир был раздосадован. – Если бы ты и Корво не были как протухшая селедка!

– Я что? Я где? – Корво соображал тяжело, голова раскалывалась, хмель ещё не выветрился.

– Отличная узда! Я плёл её всю ночь! Моих сил хватило бы защитить нас от стрел, копий и болтов стражей. Магур бы вынес нас за город в считанные секунды!

– Если бы ты знал, что эти трое присягнули владычице, мы бы и не возвращались в город! – будничным тоном поправил Марх.

– Это неважно. – Авенир в отчаянии опустился на ковёр, – Я потратил почти все силы на защиту от игл карху. Магур уже принадлежит царице, а к утру она придумает для нас ещё какой-нибудь закон!

– Выберемся. – Сабельщик открыл бутыль с ромом и вылил на рыжеборода.

Тот отплевывался и ругался, но Марх крепко держал его за шиворот:

– Будешь ещё в одиночку пить? Меру знать надо, дубовая ты башка! Отметил новое рождение – можешь теперь отмечать новую смерть!

Рука Корво схватила бутыль – стекло затрещало и взорвалось на сотни осколков.

Авенир вскочил, в глазах светилась надежда:

– Точно!

Корво тужился и плевался – черный металл в ладонь с толщиной никак не поддавался. Наконец, он смял один из прутьев, разорвал и пригнул к земле. Второй и третий прутья пошли лучше.

– Что дальше, мудрец? – Марх оглянулся. Трибуны не охраняли – зачем, если решетку невозможно сломать?

Пармена осенила мысль:

– В одной из клеток я видел камнелома. Может на него узду накинуть?

Камнеломы – мирные существа с Хладных Гор, питающиеся щебнем и галькой, мрамором и булыжниками. Нередко их ловили для строительства городов – возведения стен, перетаскивания тяжестей, раскопок. Половина добытого камня уходила на строительство, половина – на корм.

Этот камнелом мирно дремал за решеткой тесной клетки. Корво осторожно сломал прутья, а Авенир накинул животному узду.

Четверка отошла подальше, крепко схватились за концы перевязи. Авенир прошептал заклинание и с Ралисту сорвалась молния. Камнелом взбрыкнул и, стряхивая остатки сна, выполз на арену. Волхв запустил в нос существу сверкающим шаром. Тот бухнул, разлетевшись на сотни светляков. Камнелом дико зарычал и бросился в сторону, откуда летели жалящие змейки.

Он пробил стену Марсовой арены, как копье протыкает соломенные доспехи чучела, понесся, оставляя за собой вспаханную мостовую, изломанные статуи и снося всё, что попадалось на пути. Четверо еле держались за перевязи, поддерживаемые магией волхва.

На грохот выбежала Эстер, кинулась к страже. Простоволосая, зареванная, в исподнем, она едва успела броситься на командира, отдающего приказ арбалетчикам:

– Нет! Пусть уходят! Не стрелять!

Упав на колени, приникнув к стене, она, утирая слёзы рукавом смотрела, как зверь уносит беглецов. На окоёме забрезжили лучи и Эстер, собрав остатки сил, понуро побрела в покои.

Глава 34. Казнь

Он освободился от иллюзий. Есть только надежда на себя. Его проклинали, плевали в лицо, изгоняли и предавали истязаниям.

«Боль проходит сквозь тело и дух становится чище. Плоть немощна и жаждет власти. Чистый дух управляет жизнью. Хочешь управлять – научись терпеть боль».

Отворилась бесшумно тюремная дверь – тусклое мерцание сферы показалось сиением сотни солнц.

«Пришел час» – пленник, продрогший и истощенный, избитый и униженный, но несломленный безучастно сидел лицом к стене.

– Оставьте нас. – Шепот старца ударил по голове. В тишине слышалось его натужное, с хрипами, дыхание.

«Чахотка. Я ощущаю его жар и боль. Дух его противится очищению».

– Дверь смазали, чтобы я попытался сбежать? Тогда ведь можно было убить меня без покаяния?

– Мне не важны дела мира, сын мой, – старец сотворил знамение. – Души у всех равноценны. Ты виновен и по закону простишься с жизнью. Но душу терять бессмысленно – страдания геенны вечны и несравнимы с болезнями тела.