Андрей Шумеляк - Веллоэнс. Книга вторая. Царские игры

Авенир поднял посох. Молния сорвалась с навершья и разбилась о шкуру магура, разлетевшись мирриадами светляков. Волхв прошептал заклинание. Камень засветился синим и Авенир с размаху ударил в тварь по голове. Посох отпружинил и по груди хлестнуло твердой стрелой хвоста. Юношу откинуло, хлобыстнуло о ствол. Руки безвольно разжались и Искра Церсы со звоном разбилась, влетев в камень. В глазах потемнело, брызнули слезы, дыхание замерло – Авенир безнадежно открывал рот, ушибленную грудь жгло. Магуры неумолимо приближались.

Затрещало. Так громко, что заложило уши. Так, будто дровосек подрубил одно из красных деревьев и оно рухнуло наземь, ломая ветви и молодые стволы. Это Пармен выпрямился, поднял голову, сжал кулаки. Цыган с голыми руками бросился на магура. Так мышь бросается на загнавшего её в угол кота. Так взятый в капкан разбойник, очертя голову кидается на превосходящую его в десятки раз, закованную в железо, стражу.

Пахнуло мускусом. Пармен оборотился. На месте щуплого искореженного тела возвышалась черная полупантера-получеловек. Магуры поворотились к переверту, застрекотали. Тот схватил ближнего и, что было сил, хрястнул о ближайший ствол, другого саданул по морде и взвыл – когти остались в чешуйчатой шкуре. Твари пришли в себя и бросились на оборотня. Они были легче и медленнее его – но Пармен не мог причинить им вреда, а кроме того – их было больше. На Марха с Авениром никто не обращал внимания.

– Уходим! – Марх потянул едва очухавшегося волхва за руку.

– Но Пармен!

– Он может сбежать, ему на дерево запрыгнуть – как тебе трактат прочесть.

– А Корво? Кристалл!

Марх отвесил оплеуху, заорал в лицо:

– Мы попытались, но тщетно! Спасай свою шкуру!

– Нет.

Сабельщик схватил Авенира в замок, но тот вывернулся. По измазанному грязному лицу текли струи – слезы, или дождь – не всё ли равно? Марх заломил руки:

– Что?

Голос волхва был как никогда твёрд. Он убрал со лба налипшую прядь, поднял посох:

– Зажми нос… и зажмурься.

На поляне возник громадный коричневый пузырь. Громкий хлопок – шар разлетелся тысячами капель. От свиста магуров заболели уши. Тварей разбила дергота, они безумно мотали головами и беспомощно вопили, один за одним теряя сознание.

Пармен взвыл и перекинулся человеком. Марх изо всех сил крепился – но дышать всё же надо – и маленькими глотками он втягивал воздух, сдерживая тошноту и желание расхохотаться.

– Что за смрад! Аве Нирио, – ты сызнова перепутал заклинания? Помниться, вонючие шары стены не пробивают!

Корво разительно отличался от остальных. Все перемазаны грязью, красной смолою, в ссадинах, кровоподтеках и он – светящийся жизнью, излучающий силу и здоровье. В одном они были схожие – голы, как ободранная липка. Корво, к тому же и безволос – ни бровей, ни бороды, даже на груди ни волосинки.

– Давайте уходить, пока твари не пришли в себя. – Марх, зажав нос, растряс Пармена.

– Вряд ли они очнутся ближайшие пару дней, – Авенир направился к озеру, откупорил мех. – Хотя я не хотел бы опять повторять заклинание. Пармен, будь другом, оборотись в полузверя. Заберём одного.

Дворец Эстер встретил путников безмолвно – так мать встречает сына с войны, не зная – герой он, или дезертир.

Властительница гордо восседала на алом троне, по бокам, облаченные в золотые доспехи, с ятаганами наголо охраняли Чачарбато и Керайи. Савел в льняном балахоне наполнял пиалы горячим вином.

– Я вижу, моя бестия и в самом деле обычный человек?

Пармен, стройный и пышущий здоровьем, с прямой спиной, облаченный в выданный приставниками красный балахон – ничего не осталось от согбенного унылого калеки. Взгляд горел лихими черными огоньками, белозубая улыбка сияла в затенённом зале. Цыган поклонился:

– Будь возвеличена, Эстер! Боги смиловались и исцелили меня.

– Стало быть, тебе нельзя возвращаться в подземелье, – Эстер мило улыбнулась. – Присоединяйся к друзьям, я с радостью приму тебя в придворные менестрели. Харно обучит тебя игре на тридцати инструментах, ты сможешь услаждать слух вельмож и царей. Назначь себе жалование, юноша!

– Мои песни умолкнут, если я останусь, – Пармен поклонился. – Я принадлежу кочующему роду. И живу дорогами. Если запереть соловья в клетке, он перестанет петь.

Лицо раджи окаменело.

– Но я прошу Вас, владычица, – цыган преклонил колено – позвольте мне и моему народу посещать ваши земли, давать представления и пользоваться водой из колодцев.

– Ты просишь многого. Я разрешаю – если один день в году Вы будете молиться моему богу и играть в его славу. – Эстер подняла чашу. – За Парменов род.

– Отмеченный пламенем – это его вы оживляли? – в голосе Эстер проскальзывало плохо скрываемое любопытство.

– Корво, ваше сиятельство, – за несколько дней пути мужчина успел обрасти яркорыжей щетиной, на макушке топорщились короткие алеющие волосы.

– Каково это – быть в цитаделях смерти? Видел ли ты богов? Своих или иных? Правда ли, что быт усопших схож с бытом живых? – глаза Эстер блестели, она встала и почти соскочила с трона.

Мужчина поник, в глазах читалась боль:

– Слов всего мира слишком мало, чтобы описать происходящее там. А я от природы не рассказчик. Переживания ещё слишком остры и я вряд ли смогу начать.

– Ты приносишь владычице печаль, – сожалеющим тоном произнесла Эстер, – надо тебя казнить. Но тогда никто не узнает эту историю. Повелеваю приставить к тебе писца и до последней, самой смутной мысли излить на пергамент слово о смертном мире.

Корво потупился.

Властительница сложила руки на груди, наигранно воскликнула:

– Один из вас отказал, один молчит. Что же поведают мне остальные?

– Осмелюсь раскрыть уста, раджа, – Авенир поклонился. – Я не мудрец, но вижу, что трое из нас приняли Вашу длань. А отказал только один. С Вашего позволения прошу отпустить Корво. Я владею письмом и даю слово, что вычерпаю его чашу до последней капли и подарю владычице первый свиток.

– То есть, – вспыхнула Эстер, суетливо зашагала по залу, – ты только что отказал мне за двоих. Итого счёт равный – трое в золотой клетке, трое на воле? – она повернулась к Марху, прошипела:

– Остался ты, ехидна из Тарса. Что скажешь – кто выиграет в этой схватке?

Сабельщик зевнул:

– Меня так утомили эти разговоры! Да и дорога – седло натерло зад, солнце обожгло плечи – всюду пыль, оводы, стражники с кислыми минами. Так аппетит разыгрался – а я, когда голодный, думать не могу. Голова ни о чём не мыслит.

– И что утолит твой аппетит, Маахелус, оседлавший ветер?

Сабельщик напустил задумчивый вид. Что-то посчитал, причмокнул, закатил глаза.

– Ну же, – владычица нетерпеливо махнула рукой. – Мясо, шоколад, вино, кашу, фрукты – всё, чего хочешь!