Алекс Орлов - Один в поле воин [СИ litres]

– То есть… Так всё круто? – уточнил Головин.

– Да.

– А можно куда-то зайти? Ну, чтобы не прямо здесь…

– Иди прямо по галерее, там перегородки через каждые десять метров.

Головин пошёл в указанном направлении и скоро обнаружил подходящее место. А когда сделал всё, что ему было нужно, с удивлением обнаружил, что всё произошло именно так, как и предупреждал бородач Билл.

Правда, при этом Головин слышал какое-то шипение, однако потом никаких следов не обнаружил.

– Интересненько, – произнёс Марк, не зная, как на это реагировать.

– Ну, а живёшь ты где? – продолжил расспросы Головин, когда вернулся к Биллу. – Или тут можно просто везде валяться? Здесь же не холодно?

– Если не думать, что холодно – холодно не будет, – с задумчивым видом произнёс Билл, продолжая по одной поглощать витаминные гранулы.

– То есть… Как это?

– Видишь ли, Марк, тут всё зависит от того, о чём ты думаешь. Здешний климат очень откликается на твои мысли. И моделирует твою реальность.

– Что-то такое нам читали в курсе… – Головин замолчал, забыв, как назывался курс. – Ну что-то такое там было. Да. Мы это дело критиковали с какой-то там позиции.

– Ну, здесь никаких лекций, кроме моих, не будет. А экзамены придётся сдавать сразу на практике, – сказал Билл и бросил на пол незаконченную упаковку, – пойдём, я покажу тебе, где я живу.

Головин окинул взглядом разбросанные пачки с пищевыми припасами, раздумывая, нужно ли забрать их с собой, но решил, что разберётся с этим позже.

Идти в гости к Билли пришлось недалеко. Метров через тридцать они повернули налево, и ещё метров через двадцать по коридору оказалась просторная комната, один угол которой был заставлен какой-то простенькой мебелью.

Там были кровать с продавленным матрасом, шкафчик, стульчик с летней веранды, пара ковриков на полу. И окно. Самое настоящее окно, закрытое полупрозрачной занавеской с голубыми цветочками.

Головин остановился от удивления. От этого уголка в просторном зале веяло какой-то сказочностью.

– А откуда всё это взялось? Вы сами, что ли, всё это изготовили?

– Давай на «ты», мы же вроде уже познакомились.

– Да, Билл, извини. Это от удивления. Я думал, у тебя тут какие-то ящики в виде топчана, наклейки от коробок на стене – в качестве украшений.

– А такое разве бывает?

– У нас в общаге так было. У Фредди – моего соседа, никогда нормальной кровати не было. А я придумал из этикеток от бутылочных блоков с водой делать аппликации и на стенку вешать. Получалось свежо и необычно.

– Я был бы рад, но тут нет никаких ящиков и даже какого-то строительного мусора. Всё, что ты видишь, сделала станция, как ты её называешь.

– Что значит сделала? – уточнил Головин и несмело улыбнулся, полагая, что сейчас бородач признается, что это розыгрыш. – Тут фабрика, что ли, какая-то? Какой-то мейд-сервис?

– Присядь, проверь, как тебе кроватка.

Головин сел и слегка покачался, проверяя надёжность конструкции.

– Ничего вроде, – сказал он.

– Так вот, я тебе уже говорил, что тут, на станции, свой особенный климат и мысленные образы держатся намного дольше, чем в других местах. И станция или какой-то её управляющий центр реагирует на эти образы. И в конце концов, формирует эти образы в привычном для тебя виде.

– Погоди, то есть ты все эти вещи… Придумал, что ли? И они сразу появились?

Головин ещё покачался на кровати, а потом провёл ладонью по поверхности матраса. Ощущения были очень реалистичными.

– Я знаю, о чём ты думаешь, и за эти два года сам многое передумал, пересмотрел, много раз переанализировал. Всё началось с того, что, оказавшись во внешнем контуре, я стал законной мишенью для оптимизаторов.

– Так их много, что ли?

– Их столько, сколько нужно станции, чтобы они выполняли свои функции. Поскольку я активно убегал от этой машины, и он даже пару раз успевал стрелять в меня гарпуном, но, к счастью, неточно, вскоре появилось ещё несколько загонщиков. С ними я продержался ещё дня три, хотя я был в таком состоянии, что времени уже не различал. Спал урывками. А всё остальное время прислушивался и убегал. Как всё это вынес – непонятно. Однако, в конце концов, они загнали меня в такое место, откуда уже было не уйти. Я прижался спиной к стене, закрыл лицо руками и подумал со всей силы своего отчаянного положения – вот бы оказаться сейчас за этой стеной. И в следующее мгновение я очутился здесь, в технологической зоне. Это я её так называю.

– Обалдеть просто, – произнёс Головин, – то есть ты и меня выдернул таким же образом? Ведь там не было никакой двери.

– Ну, в некотором роде. Однако во многих местах имеются участки, некогда бывшие переходами. Например, все ниши прежде были переходами. В таких местах провернуть то, что я сделал, значительно проще.

– А кто эти переходы потом переделывал? Это ремонт, что ли, делали? Реконструкцию?

– Я не знаю. Станция тут давно. Может, сотни, а может, и больше лет.

– Значит, если я себе придумаю, например обед из ресторана, он может появиться?

– Нет. Но ты можешь придумать быть сытым, – сказал Вилли и улыбнулся, предугадывая реакцию Головина.

– То есть мне не нужна еда? Я могу быть сытым, и всё? А это не вредно?

– Я живу так два годы. В отличие от твоего случая, у меня не было никаких припасов, всё было уничтожено в знакомой тебе камере грубой переработки.

– В лифте?

– Да. Уже избавившись от преследователей-оптимизаторов, я обнаружил, что здесь совсем ничего нет, кроме подходящей дыхательной смеси, которая, между прочим, тоже не сразу сделалась такой. Поначалу тут жутко воняло и было много аммиака. Но пока я убегал от преследователей, мечтая в том числе и о том, чтобы отдышаться, станция подогнала параметры воздушной смеси под мои запросы.

– А до это здесь как обходились? Кто-то же был здесь до тебя?

– Я не знаю, кто здесь был, но, возможно, та атмосфера, которая мне казалась ужасной, для них была в самый раз.

– Хотел бы я знать, кто её построил и зачем?

– Кое-какие соображения имеются, но об этом позже, – сказал Билл, садясь на жёлтый садовый стул, – так вот, я был почти на издыхании от голода. В голове мутилось, в желудке сосало, и я временами почти отключался, ярко представляя себе разные блюда. Яркие, наперчённые, горячие и холодные. Мясо на углях, ботильоны, устрицы в арахисовом желе! Одним словом…

– Постой, да я и половины этих названий не слышал. Где ты всё это пробовал? Или это были лишь глюки?

– Э-э… – Билли слегка сбился с волны повествования. – Давай об этом также чуть позже. Так вот, мои видения желанной еды были настолько яркими, что, в конце концов, я стал испытывать чувство насыщения после таких видений. И что ни день, то всё более осязаемое, материальное насыщение, если тебе это о чём-то говорит.