Алекс Орлов - Один в поле воин [СИ litres]

– А ещё что?

– Ну, в последнее время проверял финансовую отчётность. Вначале у Ахмеда, в фасовочном цехе, а потом ещё у мистера Кейвена, на другом месте работы. Иногда по собственной инициативе проверял программные массивы…

– Тихо.

– Что?

– Помолчи.

Головин замолчал, понимая, что Билли прервал его не просто так. Сейчас он опять прислушивался к чему-то, склонив голову на бок.

– Ты вот что, Марк, можешь прямо сейчас проверить небольшой массив?

– Ну, могу, наверное, – ответил Головин, пожав плечами.

– Но вот только язык программирования…

– Язык не имеет значения, если только там не кубическая система. В ней ключ нужен.

– Нет, система линейная.

– Тогда можно попробовать.

– Ну, садись и покажи, что можешь, – сказал Билли, указывая на невесть откуда появившийся стул.

– Но его только что здесь не было! – воскликнул Головин. – Это что, Билли, ты так быстро умеешь выдумывать такие устойчивые образы?

– Я не могу. Это станция. Она заинтересована в твоей помощи и может здесь создавать какие угодно объекты.

– Понятно, – сказал Головин и для начала ощупал рукой спинку стула, а потом осторожно на него опустился.

Ничего особенного, стул как стул. Сиденье крутится, колёсики ездят.

– Как тебе терминал? Привычный или что-то изменить? – спросил Билли, который, видимо, использовался станцией как посредник.

– Ничего вроде.

Головин коснулся клавиатуры, и она показалась ему немного прохладной. Впрочем, иногда в офисе Ахмеда тоже было холодно, так что пластик клавиатуры холодил пальцы.

На экране на чёрном фоне появились строчки кода, и Головин заметил, что в них присутствуют некоторые из значков, которые показывал ему Билли.

Головин прогнал весь массив, в котором было около двадцати тысяч знаков. Поначалу зацепиться было не за что, сказывалась новизна ощущений, мешавшая сосредоточиться. Но потом что-то стало получаться.

Головин прогнал массив ещё пару раз и указал на три ошибки и один логический баг.

– В принципе, его можно не исправлять, общую задачу он выполнять не мешает, но он влияет на оптимизацию вычислительных мощностей.

В этот раз посредничества Билли не потребовалось. Массив исчез, и вместо него появилось несколько крупных значков.

– Это благодарность?

– Да, система признала твою работу.

– И что теперь, мне прибавят дней в рейтинге?

– Не знаю. Нужно, чтобы ты был нужным всегда.

– А если я не стану помогать станции, скажем, до двадцать девятого дня? – спросил Головин, поднимаясь со стула.

– Возможно, станция не увидит в этом необходимости.

– Увидит, ещё как увидит. Судя по этому короткому фрагменту, программное обеспечение плохо оптимизировано и может съедать до двадцати пяти процентов ресурсов.

– Ты думаешь?

– Ты же сам видел выделенные мною ошибки. На двадцать тысяч знаков это слишком много. Может, поэтому станция и тормозит, когда приходит страшный крейсер и первым шарашит по ней так, что там дырки остаются размером с пневмобус.

– А ты откуда знаешь про «Мичуринец» и про ущерб от его обстрела?

– Я видел этот корабль в тот самый момент, когда он стрелял. И видел также, как ответила ему станция.

– И что? Ответ был эффективным?

Головин помолчал, покачиваясь на каблуках. Потом взглянул на Билли и сказал:

– Пусть добавляет ещё тридцать суток, и тогда я расскажу всё в подробностях.

Билли рассмеялся. Но потом его лицо сделалось серьёзным.

– Думаешь, со станцией можно торговаться?

– Можно, если тебе угрожают оптимизацией.

Билли почесал в затылке.

– Давай, передавай мои условия, я же понимаю, что у тебя с этой машиной наладился контакт.

– Да, я передам. Но скажи, как ты мог найти ошибки в массиве, исполненном на неизвестном тебе языке?

– Я не знаю. Просто чувствую, и всё.

– Это хороший навык. Думаю, на этом можно сыграть. И знаешь что?

– Что?

– На экране появилась цифра шестьдесят. Станция приняла твои условия.

Головин, не поверив, взглянул на тот монитор, где должна была стоять его фамилия и имя, а напротив – посуточный рейтинг, и действительно, теперь в его строке красовались совершенно другие значки, но было ли это шестьдесят – он не знал.

– Ну ладно, слушайте, ты и станция. Я сидел в своей капсуле, практически спал или дремал, а тут это чёрное пятно справа по борту. Поначалу я думал – показалось, мне много что казалось в этой тесной капсуле, так что я не удивился. Но потом чёрное пятно стало разрастаться, и я понял, что это какой-то реальный объект перекрывает звёздную карту, и в тот момент, когда я осознал, что это военный корабль, он шандарахнул куда-то за горизонт, да так…

– Одну минуту! – произнёс Билли, останавливая Головина. – Следует уточнить в подробностях, как именно шандарахнул этот корабль: полоса пропускания, основной дубль, предначальная фаза и далее по кубиту – примерно двадцать разрядов. Ну, хотя бы по четыре знака на параметр.

– Ничего себе заявка, – сказал Головин, усмехаясь, – я не всё понял, но давай начнём с чего-то, что я хорошо запомнил. Значит, вспышка была ярко-жёлтого цвета, с лёгкой синевой по краям…

Дальнейшее повествование в сознании Головина продолжилось какой-то серебристой радугой с запахом дождя на осенней траве – ничего подобного он прежде не ощущал, не видел и не был с этим знаком.

– Ты меня поразил! – произнёс Билли восторженно.

– Что? – спросил Головин, отвлекаясь от радужных фантазий.

– Ну, то, как ты инсталлировал информационный импульс всей компании. Система машины проглатывала всё прямо без конвертирования! Чувак, ты говорил на понятном цифровому чудищу языке! Как тебе удаётся видеть в кубитном измерении?

– Каком таком кубитном измерении? Я даже не знаю, что это такое.

– Но ты только что говорил в кубитах и быстро так, скороговоркой!

– Честно говоря, Билли, я как будто был немного не в себе, – признался Головин.

– Я понимаю. Это называется эффектом отстранения, когда процесс осмысления мешает потоковому обмену, и тогда сознание отключается, и человек перебрасывает информацию в другом формате.

– Думаешь?

Головин почесал в затылке.

– Да, я знаю об этом. И мне со станцией приходится общаться в похожем режиме, правда, передавать такое количество информации не приходилось.

– А что это за кубитное видение такое? – уточнил Головин, дотрагиваясь до живота. Его ещё немного подташнивало.

– Кубитное видение – это видение в абсолютных координатах. Понял?

– Я его просто так видел. И как от него отвалился здоровенный фрагмент – насколько я понял, с какой-то гигантской пушкой.

– Это была башня с установкой «банзетт». Очень опасная штука. Станция после поражения ею восстанавливает выбитые фрагменты в течение двух недель. «Мичуринец» имеет восемь таких башен.