Александр Пономарёв - Тяжелый пепел [litres]

Хранители Зоны приблизились к пышущей жаром и тихо пощелкивающей, как остывающий двигатель, плите. Линии на ней излучали мягкое, напоминающее лунный свет сияние. Свечение усилилось, и в сгущающихся сумерках над плитой появилось как будто созданное лучом проектора изображение.

Скиталец, Крапленый и Лекарь увидели красочный мир. Живой и невредимый Колдун в джинсах и клетчатой рубашке с коротким рукавом шел по колено в траве навстречу бегущей к нему Насте. В коротком ситцевом платьишке с развевающимися по ветру волосами она была диво как хороша.

Колдун остановился, не доходя до жены пары шагов, раскинул в стороны руки и прижал к себе Настю, когда та подбежала к нему. Обхватив шею мужа руками, Настя жарко поцеловала его в губы, кокетливо приподнимая согнутую в колене правую ножку.

Какое-то время они обнимались, страстно целуя друг друга, но вот оба повернули головы в одну и ту же сторону, как будто кто-то их звал.

Хранители непроизвольно вытянули шеи, чтобы лучше видеть, кто же привлек внимание Колдуна и Насти. Спустя несколько секунд в поле их зрения появился маленький мальчик лет пяти. Он бежал к взрослым с вытянутыми вперед руками.

Настя опустилась на одно колено, протянув руки навстречу малышу. Когда тот подбежал к ней, она крепко обняла его, прижимая вихрастую голову к груди.

Колдун присел рядом с ними, обнял обоих. Его губы зашевелились. Он что-то говорил жене и сыну, да только вот Хранители не слышали его слов. Они как будто смотрели фильм по телевизору с выключенным звуком, нисколько не переживая по этому поводу. По сияющим от радости лицам родителей и их маленького сына и так было понятно, что все трое безмерно счастливы.

– Зона милосердна, – прошептал Лекарь, украдкой вытирая выступившие на глазах слезы.

– Колдун получил, что хотел, – сказал Скиталец. – И пусть это всего лишь иллюзия, для его навеки запертой в расплавленном камне души это настоящий мир.

– Вероятно, это лучшее, что Зона могла сделать для него в благодарность за свое спасение, – заявил Крапленый.

Изображение исчезло так же внезапно, как и появилось, только линии по-прежнему излучали мягкий свет молочного оттенка. Хранители еще какое-то время постояли возле пышущей жаром плиты и пошли к частично разрушенному брустверу помогать раненым сталкерам и сносить в одну кучу убитых.

Болотный Лекарь сразу же отправил троих гонцов к себе домой за канистрами с соляркой. Это был единственный способ уберечь покойников от печальной участи шастать по Зоне в поисках свежей плоти.

Через полчаса яркое пламя высоко взвилось в вечернее небо. Удушливый запах горелой плоти поплыл над болотами. Стоя вокруг жаркого огня, живые молча оплакивали мертвых.

В то время, как сталкеры прощались с теми, кто ушел от них навсегда, линии на плите поменяли цвет. Сначала они приобрели розовый оттенок, словно несколько миллилитров свекольного сока растворили в молоке, а как только линии стали багровыми, из них просочилась похожая на кровь жидкость. Она густыми потоками полилась по гладкой, как стекло, поверхности, и бесследно исчезла, стоило ей достигнуть краев неровной по форме плиты.

Какое-то время линии оставались темными, но вот они снова засветились лунным сиянием, на смену которому через несколько минут опять пришел багрянец крови. Что в это время происходило в созданном Зоной для Колдуна иллюзорном мире-ловушке, оставалось только догадываться.

Со дня битвы на болоте прошло больше месяца. За это время Болотный Лекарь подлатал раненных в битве сталкеров, и теперь они, вместе с избежавшими их участи товарищами, сторицей платили добром за добро, строя ему новый просторный дом. Трое Хранителей Зоны трудились наравне со сталкерами, чувствуя себя неотъемлемой частью слаженного механизма.

Старый, пострадавший от устроенного Бурбоном пожара и частично разрушенный созданной симбионтом и альтер эго жуткой тварью, сообща решили не восстанавливать. Слишком мало в нем было места для комфортной жизни радушного хозяина и, по совместительству, умелого доктора. Да и простаивающий без дела в сарае томограф надо бы где-то пристроить. Зря, что ли, военные его притащили в благодарность за многолетнюю бескорыстную помощь Лекаря.

Близилось время обеденного перерыва. Дежурный по кухне громко постучал половником по крышке котла, оповещая, что все готово. Сталкеры оставили строительный инструмент и, с веселым гомоном и шутками, потянулись к полевой кухне на колесах. Та пыхала клубами белого дыма из трубы, стоя чуть в стороне от расположенных в три ряда под защищающим их от дождей и солнца навесом самодельных столов. Вкусный запах борща и гречневой каши с гуляшом плыл по всей округе, вызывая у людей обильное слюноотделение и еще больше подогревая аппетит.

Назначенный на эту неделю из числа сталкеров повар орудовал то одним, то другим черпаком. Он наливал в глубокие миски суп и плюхал в плоские тарелки кашу с мясом из объемных баков, добавляя отметин на и без того пестрящий разноцветными пятнами передник.

Не желая толкаться в длинной очереди, Игумен присел на сложенные двумя столбиками керамические кирпичи. Вытянул вперед правую ногу. Чуть слышно шипя сквозь зубы, помассировал не ко времени разболевшееся бедро.

Во время битвы одно из щупалец жуткой твари цапнуло его за ногу и потащило к усеянной рядами острых зубов пасти. Не будь рядом Флэша с Французом, для него, едва не потерявшего тогда сознание от нестерпимой боли, давно бы уже все закончилось. Парни длинными автоматными очередями перерубили гибкий отросток, схватили Игумена под руки и оттащили подальше от линии обороны.

Француз сразу вернулся к яростно огрызающемуся огнем Дантисту, а вот Флэш, спасибо ему огромное, прежде чем последовать за напарником, ножом оторвал глубоко впившиеся в ногу товарища когти и наложил жгут, останавливая кровь, толчками льющуюся из глубоких ран.

Потом уже Игумен сам вколол себе обезболивающее и стимулятор прямо сквозь грязную и влажную от крови ткань штанов. Трясущимися от адреналина и пережитого стресса руками наложил на раненое бедро повязку, бормоча «Отче наш» в перерывах между хрипящими вдохами. После нашел в себе силы ползком добраться до стреляющих по тварям друзей и вроде как даже угрохал парочку кадавров до того, как все закончилось.

Рядом с ним, кто на уложенные штабелем доски, а кто и на перевернутое вверх дном ведро, расселись Дантист, Флэш и Француз. Каждый из этой троицы получил отметины во время сражения с тварью. На левой щеке Дантиста почти от виска до крыла носа и подбородка бугрился уродливый шрам в виде буквы «У». Француз был ранен когтями щупальца в грудь. А у Флэша на память о тех событиях остался большой ожог почти на всю правую половину тела. Один из кадавров прыгнул на него, перед тем как превратиться в пылающий факел.