Грэм Макнилл - Долг Ордену

Из дыма, пошатываясь, выныривает комиссар Кугорн. Кадет вскрикивает от ужаса при виде груди комиссара, в которой зияет дыра, полная раздробленных костей и кровоточащей плоти. Кугорн хватает его за плечо и падает на колени с гримасой невыносимой боли. Изо рта его течет кровь, лицо искажено от усилий, которые ему требуются, чтобы говорить:

– Беги, кадет Самукван, – приказывает Кугорн. – Спасайся.

Дважды повторять не надо, и он бросает умирающего комиссара. Он скользит по обледеневшим камням, и на щеках замерзают слезы страха. На бастионы продолжают падать раскаленные капсулы, и лед хрустит под тяжелыми шагами. Воздух прочерчивают разряды лазружей, и он подпрыгивает каждый раз, когда слышит грохот, с которым разрываются снаряды атакующих.

Он бежит вслепую, зная только, что останавливаться нельзя. Неважно, куда приведут его ноги, – паника требует, чтобы он бежал. От едкого дыма предметы кажутся размытыми, и он толком ничего не видит. Он рискует обернуться – и врезается в стену, которой раньше на пути не было. Это железная стена, украшенная желтыми шевронами, и столкновение швыряет его на спину. Лицо ноет от удара. Подняв голову, он видит, что это никакая не стена, а гигантский человек.

Нет, эта гора в железно-золотом доспехе человеком быть не может. Плечи слишком широкие, в руке дымящееся оружие, которое на вид точно тяжелее всего, что может поднять обычный смертный.

Но это не обычный смертный. Это оживший кошмар из назидательных видеозаписей.

Над ним склоняется рогатый шлем с горящими красным линзами. В них нет никаких чувств – только бездушная пустота. Он не стоит внимания этого воина, не заслуживает считаться мишенью.

– Кто ты? – всхлипывает он, чувствуя, что уже не контролирует свою выделительную систему.

Не ответив, воин поднимает его с земли так легко, словно он ничего не весит. Легкое движение руки – и он отправляется в полет. Неуклюже падает, скользит на льду и останавливается на самом краю залитого кровью бастиона. Он замечает, что тут не один. Воины в железных доспехах собрали около тридцати кадетов; он вглядывается в их лица, залитые слезами, и видит, что здесь нет никого старше тринадцати. Старших кадетов сбрасывают со стены словно мусор. Он закрывает глаза, сворачивается клубком и зовет маму.

С резким вздохом Уриэль Вентрис открыл глаза. Дыхание восстанавливалось с трудом, и он понял, что не дышал от страха. Чувство было столь чуждым, что на мгновение он ощутил дезориентацию, понимая, что он уже не в оружейной казарм 4-й роты. Посмотрел на руки: секунду назад – или ему так казалось – он держал болтер, чисткой которого занимался.

Воин в железной броне… Комиссар Кугорн… Ужас, от которого стынет в жилах кровь…

Чувство холода и страха развеялось, а вместе с ним и остатки этого… нет, не видения, но переживания. Он не просто наблюдал за судьбой юноши: он разделил его участь, как если бы все это случилось с ним самим. Он смутно помнил имя, которое произнес умирающий комиссар. Чье это имя, его или… этого мальчика?

– Кадет Самукван, – прошептал Уриэль. – Вот как его звали.

Образ юноши привиделся ему так четко, что теперь он в недоумении смотрел на собственные руки, поражаясь их размеру. Подняв взгляд, Уриэль увидел перед собой стену из черного мрамора, на которой позолотой был написан длинный список имен. Прочитав первое имя, он и не считая знал, что их окажется семьдесят восемь. Знал, потому что сам их вырезал – целую жизнь назад.

Это был Храм Исправления, гробница Робаута Гиллимана, самое почитаемое место на Макрагге. Стены этого огромного круглого здания были облицованы плитами черного мрамора, добытого в безвоздушных карьерах Формаски, и на каждой плите были выбиты имена воинов из Ультрадесанта, которые пали в бою.

Уриэль стоял на коленях перед окантованной бронзой плитой, посвященной погибшим на Тарсис Ультра в безжалостной войне за то, чтобы вырвать этот имперский мир из пасти Великого Пожирателя. Тогда они победили, хоть и дорогой ценой, но затем у ордена украли эту победу.

Тарсис Ультра больше не существует. Его стойкое сердце остановила неведомая сила, которая превратила планету в такую же безжизненную пустошь, как Прандиум. До сих пор никто не знал, что именно опустошило эту планету, которую Гиллиман освободил в разгар Великого крестового похода, и боль, которую Уриэль чувствовал в душе, была так же сильна, как и в тот день, когда лорд-адмирал Тиберий сообщил ему о гибели Тарсис Ультра. Ультрадесантники поклялись защищать эту планету, и ее смерть стала пятном на их чести, которое можно смыть только расправой над тем безымянным врагом, что уничтожил целый мир.

Может быть, поэтому он и оказался здесь, перед списками погибших? Может, он хотел уверить их, что их жертва не была напрасной, что их смерть имела смысл? Или его привела сюда необходимость вспомнить еще раз о собственном долге? Живые продолжают жить, но мертвые все помнят.

Впечатления извне вытеснили из его сознания остатки воспоминаний о чужой жизни, и Уриэль поднялся на ноги. До него все яснее доносились приглушенные звуки шагов: шарканье сандалий на ногах тысяч паломников, ступающих по мрамору Храма Исправления. Слушались изумленные возгласы и всхлипывания – обычная смесь эмоций, которую вызывало в людях великолепие Робаута Гиллимана.

Говорили, что никто не может смотреть на одного из сынов Императора и не чувствовать при этом своего ничтожества, но увидеть спокойный лик Робаута Гиллимана означало понять ценность собственной человечности. Все, кто с трудом все же добрался до Макрагга, покидали это место с чувством глубокого, смиренного умиротворения. Уриэль наконец собрался с духом, чтобы обернуться и посмотреть в совершенное лицо собственного генетического отца.

Ничуть не изменившись с того дня, когда брат-предатель нанес ему смертельную рану, Гиллиман недвижно восседал на светлом троне, возвышавшемся на огромном постаменте из золотого мрамора. Тело его окружало слабое мерцание. Застыв во времени, примарх Ультрадесанта стал стражем принявшего его мира и спокойно, бесстрастно взирал на тех, кто приходил поклониться ему. Как и все Ультрадесантники, Уриэль жалел, что ему не довелось сражаться рядом с героями тех времен, когда Империум отстаивал собственную жизнь в войне с архипредателями. В Библиотеке Птолемея было множество рассказов о том легендарном веке, однако роль, которую в этой титанической войне сыграл Ультрадесант, была покрыта такой пеленой секретности и домыслов, что даже библиарий Тигурий не знал всей правды.

Но нельзя долго смотреть на солнце, и Уриэль отвернулся от примарха. Теперь он осматривал само великолепное сооружение, которое стало Гиллиману убежищем. Это был образец зодчества столь исключительный, что даже самые одаренные магосы из Адептус Механикус приходили подивиться его тайнам. Легенда гласила, что мрамор для храма добывали на самом высоком пике Макрагга, а ради пластали был разобран целый боевой флот. Конечно, эти рассказы были преувеличением, но они отражали ту меру почтения, которую храм должен был внушать своим посетителям.