Владимир Корн - Храм из хрусталя [litres]

Сердце по-прежнему билось как сумасшедшее, как бы мне ни хотелось успокоиться. И я позавидовал остальным, все они наверняка отправили в рот модифицированные кусочком меди жадры и давно уже добились того, что у меня самого не получится. Гудрон положил точно, поскольку, отвечая, немного шепелявил. Теперь только и оставалось, что мысленно обратиться к Ирме, которая точно так же, как и я, обделена: «Держись, девочка, все будет хорошо!»

Откладывать дальше было нельзя. Иначе пройдет не так много времени, и оба наших снайпера окажутся на самой что ни на есть передовой, а это совсем излишне. И я, затаив дыхание, мягко надавил пальцем на спусковой крючок, выбрав целью того, который, на мой взгляд, был у них главным. Он шел далеко не первым, но так и должно быть. Выстрелил и неожиданно для самого себя улыбнулся. Нет, совсем не по той причине, что голова у моей цели брызнула красным в районе затылка, что означало, одной пули ему хватит наверняка – вспомнились слова Гудрона.

– Игорь, ты у нас главный, а значит, мозг. А тот со всех сторон прикрыт костью, можешь даже у Профа спросить. – Как будто сей факт не был очевидным и без специалиста по тем самым мозгам. – Так какого рожна впереди всех лезешь? Ты не трус, давно уже успели все убедиться, а мы – твоя кость.

Так вот, если я определил главного правильно, кость ему нисколько не помогла.

Второй мой выстрел совпал с выстрелом Гудрона, и благо что мы не выбрали одну и ту же цель. Хотя попробуй определи, когда стрелять начали все остальные – Слава Проф, Демьян, Остап, Трофим, – и жертв среди перквизиторов хватало. Молчали Янис с Ирмой, но их появление на сцене должно стать по моему замыслу неприятным для перквизиторов сюрпризом.

Выбор места для засады был обусловлен еще и тем, что неподалеку пробегал неглубокий, всего по пояс, но с бурным течением ручей. Мы преодолевали его, так сказать, многоножкой, крепко удерживая и помогая друг другу. Но нашим врагам он создал немалую проблему. Попробуй-ка переведи пленников там, где самим им понадобилась бы минута-другая. Местность перед нами была открыта, и перквизиторам поневоле пришлось бы использовать их в качестве живых щитов. Но сейчас часть из них находилась на одном берегу, часть на другом, пленники – кто выходил из воды, кто ее преодолевал, а кое-кто только собирался в нее вступить.

Несколько минут лихорадочной стрельбы, когда главное было не угодить в пленников.

Своевременная помощь Яниса с Ирмой – два или три врага из тех, что находились на нашем берегу, пытались скрыться, и все было закончено.

Какое-то время мы по-прежнему таились в зарослях, пытаясь выявить недобитков. Глупо нарваться на пулю, когда уже полностью уверен в своей победе, от какой-нибудь жаждущей мести твари, которыми определенно они и были.

– Прикрой, – наконец сказал я, пора было выходить.

– У тебя лучше получится, – мягко, но настойчиво проговорил Борис. – Остап, составь компанию.

– Чего бы доброго предложил! Например, выпить за нее, – заявил в ответ тот, но из кустов вышел раньше самого Гудрона.

Юмор у Остапа своеобразный, не раз мог заметить.

Левее от меня показались Трофим с Демьяном и начали обходить место переправы по дуге. Я же безуспешно пытался засечь хотя бы малейшее шевеление с виду как будто бы мертвых тел. В поле моего зрения был еще и труп. И теперь оставалось только догадываться, чья именно пуля в него угодила, наша или перквизиторов. Но кто же ему виноват, если он единственный начал метаться по берегу ручья, то и дело попадая под прицелы то нас, то наших врагов.

Так ничего и не обнаружив, плюнул и бегом догнал четверку, когда они остановились на некотором отдалении от спасенных нами людей.

– Нет, вы только посмотрите на женщин! Сплошь до единой красотки! И повод познакомиться самый удачный – мы их, можно сказать, от такой штуки спасли, которая куда хуже, чем смерть. Глядишь, какая-нибудь и приласкает.

Кто бы мог это сказать, если не бабник Демьян?

– Это с какой стороны взглянуть, – не согласился с ним Остап. – Смерть она и есть смерть. А тут всего-то червяки в голове. Подумаешь, никому отказать не в состоянии. У некоторых женщин такие вещи и без всяких вазлехов случаются. Жалость в другом.

– В чем именно?

– В том, что на вазлехе яблочки не растут с подобным эффектом. Приглянулась тебе женщина, ты ее яблочком и угостил. И все, никаких тебе ухаживаний, цветов-конфет и прочих комплиментов.

– А не боишься? – спросил Гудрон.

– Чего именно? – не понял Остап.

– Что сам какому-нибудь мужику приглянешься. И он тебе такое яблочко втихаря скормит.

– Да иди ты! – возмутился Остап. – Вечно все опошлишь!

Причем таким тоном, как будто он рассуждал о поэзии Серебряного века и вдруг Борис влез с матерными частушками.

– За горсть земных конфет здесь редкая женщина откажет, – вставил свое слово Демьян. – Остап, сам-то их когда в последний раз ел?

– Еще и года не прошло, – ответил тот таким тоном, как будто бы хвастался. И тут же пустился в воспоминания: – Наткнулись мы однажды с тогда еще живым Андрюхой Брамсом на чью-то стоянку среди джунглей. Представьте: поляна, посреди костер, над ним котелок булькает, палатка стоит в стороне. И всякие вещи разбросаны – одежда, телефоны, посуда, прочее… Рюкзаков то ли пять, то ли шесть, не помню уже. И ни одного человека вокруг. Явно с Земли перенеслось, причем только что! Мы туда на огонек костра заглянули, его далеко было видать. «Кто это там, думаем, костры жжет?» Место поганое, и его стараются далеко стороной обходить, – пояснил Остап. – А тут костер! Я и говорю: «Брамс, пошли взглянем?» Ну мы и пошли. Дальше представьте себе картину. Стоим, по сторонам озираемся, в одной руке оружие, а другой конфеты в рот пихаем. Нам бы подхватить все ценное и деру оттуда. А мы жрем, давимся, но стоим! Пока все не съели, с места не сдвинулись. До сих пор вспоминать забавно.

– Как про Дему и бухло рассказал! – подковырнул Демьяна Гудрон. – Конфеты какие были?

– Да всякие. Но больше шоколадные. Мы уже потом, когда с Брамсом вспоминали, за животы хватались от смеха. Жаль, погиб он, но это уже другая история.

– А Брамсом его почему прозвали? По фамилии?

– Он на балалайке «Кузнечика» умел тренькать, вот и прилипло.

Они несли откровенную чушь, но говорить я ничего не стал. Закончился бой, который мы выиграли. Причем все остались живы, и лишь у Остапа по щеке пролегла кровавая полоса от коснувшейся кожи пули. Пусть сутками чушь несут, лишь бы все так всегда и было, как сейчас. И я им завидовал. Стоят, спокойно себе разговаривают, в то время как меня самого время от времени сотрясает нервная дрожь после недавнего боя. Если бы не помнил о жадрах.

– Пошли, бетховены… – и первым направился к пленникам.