Ярослав Гжендович - Носитель судьбы

Обитатели городка наконец-то разошлись по своим хатам и клетям, и только собаки выли, как обезумев, да шумел по моей крыше дождь.

— Еще два дня, — сказал Бенкей. — Сперва ты пойдешь к Смильдрун и убьешь ее, когда придет час совы.

— Засов на дверях нашего сарая уже будет ослаблен, — ответил я. — Ты приготовишь наши вещи и лошадей. Из посоха шпиона возьмешь мой меч. Пойдешь в конюшню и приготовишь двоих скакунов и еще двоих заводных. На копыта наденешь накладки из тряпок. Потом отправишься к башне и откроешь замки теми своими гвоздями. Убьешь любого, человека или зверя, кто встанет у тебя на дороге, а трупы спрячешь.

— Ты же заберешь из спальни и кладовой серебро и оружие, если такое найдешь. Выйдешь от нее как всегда, но положишь на наших сенниках вязанки хвороста и коры, а на них поставишь свечу. Потом зайдешь в сарай невольников и тихонько откроешь закуток, где спит Удулай, убьешь его, а тело принесешь в наш сарай. Возьмешь обе корзины и посох шпиона и прокрадешься под ворота. Если повстречаешь собак, ослепишь их лютуйкой и лишишь их нюха.

— А ты приведешь лошадей и оставишь их у частокола, укрыв под сыроварней. Тем временем Кальгард добредет до двора и войдет внутрь, а потом отправится в большой зал. Если там все еще будут пирующие — тем лучше. Если нет — он поставит их на ноги, ударив в гонг. Вспыхнет переполох. Охранник на воротах заинтересуется тем, что происходит во дворе. Я же поднимусь по ступеням, позвав охранника по имени и крича, что его зовет Смильдрун, что случилось что-то ужасное. А потом убью его ножом из посоха шпиона.

— А я тем временем отворю замок и сниму с ворот запор. Отворю их и выведу лошадей. Ты побежишь за мной, и мы снова затворим ворота, а потом вобьем под них клинья, что уже лежат там, под камнями. А тем временем наш сарай и конюшня будут уже пылать.

— И мы уедем.

— Свободными.

— Свободными. Мосу кандо!

Мы пожали друг другу запястья.

И в этот миг мы услышали грохот. Тяжелый деревянный звук, будто мощный таран ударил в ворота. Сарай был заперт, потому я прыгнул на мою корзину путника, подтянулся к дымнику и выглянул.

Как раз чтобы увидеть огромный шар огня, как тот пересекает с ревом небо над воротами, а потом падает посреди главного подворья, разбиваясь на куски и выбрасывая вверх пламя, похожее на гриб. Пламя разлилось вокруг, лизнув крышу большого сарая и стены соседних домов. На подворье гудела стена пламени.

— Кто-то выстрелил по нам из онагра! — крикнул я Бенкею. — Зажигательным! Двор и сарай в огне!

Бенкей выругался и изо всех сил пнул дверь. Та затряслась, но железный засов выдержал. Мы должны были ослабить его только накануне бегства.

Капли огня падали повсюду, я видел, как на подворье и по стенам ползут синеватые огоньки. Было слышно гудение пламени и первые крики людей, со стрехи нашего домика начал сочиться едкий, густой, как молоко, дым.

— Мы тут сгорим! — крикнул Бенкей.

— Вместе! — заорал я.

Горящая щепа упала с крыши, я ее затоптал, давясь от дыма. Мы встали бок о бок и одновременно пнули в дверь.

— Еще раз! — сказал Бенкей.

Двери затрещали, но все еще были заперты. Мы поднажали снова, и тогда дверь с грохотом рухнула. Удивительно, но запор уцелел — мы вырвали из стены крюки, на которых висели петли. Я выпал наружу, кашляя, в то время как Бенкей накинул на голову куртку и вернулся внутрь сарая, под гудящую огнем крышу, с которой падала пылающая щепа. За миг он выбросил оттуда мою корзину странника, наши ножи, я же сумел вытащить дымящийся и прокопченный посох шпиона только потому, что пока что стреха горела по другую сторону крыши.

Бенкей упал внутри, а потому я сам вскочил в сарай — будто вошел в хлебную печь: услышал треск, когда загорелись мои волосы, схватил следопыта под мышки и выволок на подворье. Кто-то бегал в клубах дыма и мерцании зарева, отчаянно крича. Все животные принялись перепугано реветь, и вместе с ревом пламени был это самый ужасающий звук, какой я слышал в жизни. Я нашел под амбаром деревянное ведро и плеснул Бенкею на голову, а потом ударил кулаком в его грудь и несколько раз нажал на нее.

На площадку над воротами с жутким свистом пал дождь стрел, часовой вскрикнул, кувыркнулся через барьер и грянулся о камень подворья как большой, полный бурдюк.

На главном подворье метались черные фигуры, выплескивая ведра воды на стены и крышу подворья и сдергивая стреху крюками на жердях.

Бенкей захрипел и приподнялся в моих руках, а потом его стошнило.

— Нормально… — просопел он. — О, Мать, мои лошади!

— Конюшня далеко, — успокоил я его. — Им ничего не грозит. Нам нужно убегать.

— Не сумеем… если уж кто-то штурмует ворота. Убьют нас…

— Мы должны освободить Кальгарда, — сказал я, вздергивая следопыта за руку.

— Мои отмычки… остались внутри… Не сумел…

— Что-то придумаем, — крикнул я. — Нет необходимости действовать тихо.

Я протянул Бенкею посох шпиона. Он ухватился за его конец, провернул и вынул меч. Я разблокировал наконечник копья, и мы отправились в сторону одинокой и спокойной башни, что стояла по другую сторону городища, на горном склоне, слишком отвесном, чтобы кто-то решился нападать с него.

Жители уже совладали с пожаром, и прокопченное дворище, лишенное части крыши, шипело и плевалось клубами пара и дыма. Посредине все еще горели остатки снаряда и завалы фашин, сволоченные с крыши доски, которые так и не удалось погасить. Мы пробегали рядом, и в общем гаме никто не обратил на нас внимания. На Смильдрун была лишь порванная и измазанная сажей рубаха, да еще криво надетый панцирь и шлем на голове. Кто-то бросил ей меч вместе с поясом, который она ухватила одной рукой.

Мы отворили калитку в закоулок и прикрыли за собой на засов.

Когда я оглядывался, то увидел, как что-то с сильным грохотом ударяет в ворота, и на нашей стороне из тьмы высовывается толстое, как дышло, копье, заканчивающееся четырехгранным наконечником. Я услышал лязг цепей, копье скрипнуло и вдруг подалось вперед, четыре распорки, подобные якорькам, уперлись в бревна и раскрылись, будто лепестки цветка, а ворота заскрипели, выгнулись и выпали с отвратительным грохотом и треском сломанного дерева. Я увидел, как они уезжают во тьму, влеченные упряжкой восьми крупных лошадей, а потом услышал дикий хоровой рев, и в проем ринулись люди, но я видел только ровную стену щитов и сверкающие над ними купола шлемов.

— Что они орут? — спросил Бенкей.

— Имя того молодого, которого повесили, — объяснил я. — Кричат: «Харульф! Харульф!»

Мы помчались дальше. Двух псов, выскочивших на нас, мы убили сразу, почти не останавливаясь. Бенкей перерубил одному хребет, я же просто подставил копье под прыгающую тварь, на которое пес наделся под собственной тяжестью.