Ярослав Гжендович - Носитель судьбы

Но я не чувствовал себя собой.

Чувствовал себя сброшенной змеиной кожей.

Владыка Тигриного Трона, Пламенный Штандарт, Владыка Света и Первый Всадник. Кай-тохимон клана Журавля. Носитель Судьбы.

Раб.

Крысеныш.

— Твой ход, — говорю я и выпиваю рюмку его ужасающего акевитта.

Ледяная башня, увенчанная пучком вьющихся щупалец, оплетает мою пешку и рвет ее в клочья, а потом мстительно перепахивает гусеницами.

— Тура на В4, — заявляет Фьольсфинн с чувством. — Съеденная пешка и мой вопрос… Подумаем-ка… Кто президент США?

— Некая Люсинда Торрес. Можно ли спросить о чем-то, еще сильнее лишенном смысла? Там досрочные выборы, кажется, каждый год.

Мой черный дракон, выступающий в роли коня, пыхает синеватым пламенем на его щупальцовую туру. Мне прискучила эта игра, но я хочу знать ответы.

— И мой вопрос: как убить ван Дикена?

— Да откуда же мне знать? Полагаю, как каждого, только нужно до него добраться.

— Это Деющий, — отвечаю я и придавливаю жар в трубке. — Чудотворец, полубог.

— Да ладно, — говорит Фьольсфинн. — Он должен есть, спать, дышать и срать. Если он хорошенько получит в лоб, то подохнет.

— Значит, если бы я сейчас хорошенько грянул тебя стулом…

— Естественно. Разобьешь мне голову. Разве что я успею отреагировать.

— Превратив стул в стаю птиц или безе?

— Это требует времени и умения, которых у меня нет. Проще было бы его оттолкнуть.

Мой офицер движется по доске и останавливается на незащищенном поле, с удовлетворением поглядывая на его королеву — нагую нимфу в короне и с кнутом. Фигурка бросает кнут на землю, хватается за голову и начинает кричать.

— Шах.

Норвежец причмокивает.

— Сдаюсь. Спрашивай, сколько захочешь.

— Что является лимитирующим фактором?

Я откидываюсь на спинку кресла и с облегчением складываю руки на затылке. У меня нет настроения на настольные игры. Не настолько-то я здесь скучаю, скажем честно.

— Что ты имеешь в виду?

— Чего нельзя сделать? Поднять гору, доставить живую женщину с Земли?

— Наверняка ни одного ни другого. Ограничивает нас воображение, мы не создадим чего-то, о чем не знаем, как оно должно возникнуть и как работать, а также каков доступный запас фактора «М». Он расходуется. С каждым заданием — исчезает.

— Потому ван Дикен стягивает его к себе, сколько удастся. Заставляет урочища выплевывать призраков, чтобы те лезли к нему.

— Довольно неэкономно, — кивает Фьольсфинн. — Даже если они накопители холодного тумана, само придание им жизни и цели путешествия немало его расходует.

— За счет получателя, — говорю я. — Чтобы запустить токамак, тоже нужно направить в него массу энергии. Кроме того, эти создания обладают частичной автономией, вроде животных. По дороге нападают, делают всякое. Что хуже, я уже находил урочища, где почти ничего не осталось. Он высосал их до дна. И тут даже не в том вопрос, сколько у него есть «топлива», но в том, что к этому уже никто не имеет доступ.

— У нас есть запасы, — качает он головой. — Большие. И есть собственные урочища.

— И он об этом прекрасно знает, — роняю я безжалостно. — И с немалой охотой их захватит, прежде чем примется за более серьезные дела. Возможно ли вычислить продуктивность этого фактора «М»? Сколько может ведро такого вот? Или сколько нужно магии, чтобы придать слону сверхзвуковую скорость?

— А без магии? Сколько для такого нужно энергии? И в какой форме? Когда слон загружен в стартовую катапульту на авианосце, нужно столько энергии, сколько забирает включить зажигание. Но если ты хочешь сделать это с помощью теннисной ракетки, то потребуется значительно больше. Зависит от того, как ты желаешь это сделать. В этом замке все сделала текущая лава и вулкан. Никто не переносил отдельные камни. Искусство состояло в том, чтобы придать направление энергии вулкана и заставить его действовать согласно программе, причем без какого-то телекинеза.

— Но что оно такое, do piczki materi , профессор?! Человече, идет война! Причем такая, после которой выпадет проклятущий мертвый снег, это уж как пить дать. Что оно такое? Энергия? Такая бесхозная, которая сделает все, что ей ни скажи? А может, это проклятущие песни богов, как все и говорят? Действительно, какие-то остатки божественной способности творить? Магические бактерии?

— Не знаю. Я воспринимаю это как бактерии, и такой подход себя оправдывает.

— Оно размножается, — замечаю я осторожно.

Он машет рукой.

— Только в определенных условиях, скорее медленно и не всегда. И это, пожалуй, не размножение. Никакая аналогия не может зайти так далеко. Под микроскопом мне тоже не удалось это увидеть. Но я умею его обнаруживать. Моя очередь: сняли ли новый сезон «Детей Тьмы»?

— Господи, Фьольсфинн, меня обучали два года. За это время я не мог даже с семьей увидеться, а теленета и в глаза не видел.

— Ты женат?

— Бывал. Сейчас нет. Но у меня есть дети. Взрослые. И мои родители живы. А ты не тоскуешь по семье?

— Не слишком. Родители умерли, с братом я ссорился, детей у меня нет, моя жена погибла в несчастном случае. Но вот книжек не хватает. Таких, старосветских, с текстом, от девятнадцатого до двадцать первого века. Особенно классики. Ну и фильмов.

— Что за проблема? Создай себе книгу. Ты ведь чертов маг! Вот давай, Фьольсфинн, какая твоя любимая книга?

— А я знаю?.. Глупый вопрос. Раз та, раз другая… Я действительно любил читать.

— А какую бы почитал сейчас?

— Хм… «Улисса»? А может, что-то Саке?

— Давай бери свой фактор «М» и создавай «Улисса»!

Фьольсфинн некоторое время смотрит своей сюрреалистической маской, но непросто прочесть выражение лица того, у кого на голову до самого носа насажен макет замка. По одним губам я не могу понять, смеется ли он или собирается расплакаться.

Он встает и ведет меня по лестнице на галерею, что опоясывает весь зал. Находит соответствующее место и тянется за толстенным, оправленным в кожу томом на полке. На обложке золотом вытеснен знак ирландской арфы и надпись:

Я открываю тяжелый переплет, набитый чем-то мягким, и вижу чистые страницы. Это записная книжка, а не книга. Листаю и вдруг наталкиваюсь на одинокое предложение:

«— А цыплят боится, — поддразнил он ее. — Боится цыпцыпочек. В жизни не видал такой глупой киски. Жестокая. Это у них в природе » [8] Цит. в переводе С. Хоружего. .