Ярослав Гжендович - Носитель судьбы

— Как? Нынче зима.

— Мы планируем не войну, а небольшую хирургическую операцию. Напряги мозги и используй магию. У меня есть определенные идеи. Нам придется приготовить пару средств, а реализацией займусь я. Тебе придется создать немало вещей изо льда с разными свойствами. И еще одно. Не мучай Твити, она ничего не знает.

— Кого?

— Ту магическую канарейку. Она ничего не записала. Я держу ее в дальней ванной, около текущей воды, за закрытыми и заглушенными дверьми, а когда собираю информацию по городу, тоже не пользуюсь ее услугами: она летает рядом, только когда я ищу тебя. Кстати. Пассионария Калло пока что бесхозная бомба, которая сидит в своей долине и ждет, пока кто-то ее присвоит. Если сделает это ван Дикен, то можем начинать прощаться. Это до тебя доходит?

— Доходит. Перестань меня ругать. Я не кручу, просто я пойман врасплох. Скажи, что я должен делать, и я этим займусь. Ты у нас практик. Я не знаю даже, с чего начать.

— Хорошо, — я сажусь по другую сторону стола и устраиваюсь поудобней, достаю трубку. — Давай бумагу для письма. Пункт первый: как долго делался ледяной драккар?

— Быстро. За несколько дней. Проблема в том, чтобы обдумать концепцию и создать, скажем так, заклинание. Но его-то я уже имею. Работал над ним месяцами методом проб и ошибок, однако оно готово. Мы можем получить такой драккар послезавтра. Вот только проливы и реки уже замерзли. Встанешь в пяти милях от побережья, и что? Пешком? Я не создам машину. Песнь Людей не позволит.

— Погоди. По очереди, способ найдется на все. Драккар удастся модифицировать?

— Займет больше времени, потому что придется поработать над программой. Модификация не должна нарушать Песни Людей, ее нужно обмануть, обойти страховку.

— Хорошо, вернемся к этому позже. Есть способ нейтрализовать магию?

— Можно перехватить фактор «М» in statu nascendi [12] В момент образования ( лат. ). , но с готовыми продуктами сложнее. Все зависит от того, стабильны ли они.

— Это я уже и сам знаю. Я сейчас, скорее, о возможности экранирования. Нужно доставить сюда Пассионарию, а потом как-то прятать. Она не может разбить наш за́мок или превратить его в обезумевший детский сад, едва только стрельнет ей такое в голову. Она панически боится любой формы агрессии, ее мучают кошмары, и она травмирована на всю голову. И при том сильна.

Норвежец прикусывает нижнюю губу под своей неподвижной, ощетинившейся башнями слепой маской. Непросто разговаривать с кем-то, у кого всей-то мимики — движения губ и челюсти.

— Полагаю, это можно сделать. Можно сделать стабильную комнату, совершенно стерильную магически. Она использует то, что будет в ней самой, возможно, то, что размножит, однако не перестроит саму комнату и не раздобудет больше фактора. Если ей будет комфортно и знакомо, то, может, успокоится. Комнату мы можем создать под земную больницу.

— Еще мне нужно нечто вроде переносной капсулы или контейнера. Что-то, что позволит ее безопасно закрыть и перевезти. С системой поддержания жизни. Должно быть удобным и навевать мысли о безопасности. Еще мне нужны приличные карты. У тебя тут есть какие-нибудь карты?

— Сейчас попробую записать все это, а то позабуду.

— Лучше бы начать думать и записывать быстро. На эту фазу у нас всего несколько дней. Дальше мне понадобятся люди. Верные и преданные. Морально меня переполняет глубокое отвращение, но что ж, представь мне тех своих ассасинов. Особенно мне не нравится, что они зовут себя Братьями Древа. Мерзкое название. Дурные ассоциации. Что оно за древо?

— Ох, да просто архетипичный символ города. Такой себе genius loci [13] Гений места ( лат. ). . Древо — это корни, постоянство, это мировая ось, согласно шаманистским коннотациям, и вообще выразительный графический символ. Откуда мне было знать, что ты не любишь деревьев?

— Что значит «не люблю»? Да я сам в каком-то смысле дерево. За работу.

Отплываем под покровом ночи тайным выходом размещенного внутри горы дока. Матовый, как тень, корабль тихо и величественно выскальзывает из крепости, минует пустой аванпорт, а когда цепи опускаются под воду, покидает порт и выходит в поблескивающее черное море. Драккар потерял свой характер и перестал быть драккаром, теперь это продолговатый веретенообразный объект, напоминающий подводную лодку. У него все еще есть мачта, штевень с головой дракона и пара средневековых элементов декора, в том числе щиты, повешенные на борт, и щербина на релинге — совершенно лишних, но без них он не хотел вести себя прилично и тонул. Несет минимум необходимого в Песне Людей, чтобы вообще плавать.

И — плавает. Как подводная лодка, поспешно приодетая для карнавала.

Стоит прекрасная, как для этого времени года, погода. Море волнуется, но дикий шторм нам пока что не грозит, разве что мороз докучает. Но мы стоим у бортов, пока огни Ледяного Сада исчезают во тьме, а потом спускаемся под палубу.

В кают-компанию, знакомую до отвращения, в зеленоватый свет адских мурен, что вьются в прозрачных стенах, и к ледяным полешкам, тающим в печи.

Дракон устремляет голову туда, куда ведет его запрограммированный курс, как бы увлекая корабль за собой. Драккар движется на Остроговые острова, ведомый инстинктом небольшой птички, заклятой в ледяной шар и подвешенной в растворе, что поддерживает ее жизнь. Птица — яркая, будто попугай, но в остальном похожая на аиста — пребывает в гипнотическом сне о весне и странствии на юг. В свою очередь, плоская рыба, дремлющая в другой емкости на дне рубки, следит за скалами, рифами и лабиринтом Остроговых островов и тянется в сторону устья.

Сложновато, но действует.

Пока что.

Есть еще прямое управление — ледяное кресло, которым могу пользоваться лишь я, и упрощенное ручное управление, которым, в случае чего, будет пользоваться экипаж Фьольсфинна.

Вода, отталкиваемая песнью богов, отекает киль и дно корабля и разгоняет его, используя поверхностное натяжение и волну мелких морщинок, что пробегают по корпусу, как по телу дельфина. У нас есть еще два водометных сопла вдоль бортов, но они действуют только в качестве аварийного двигателя, поскольку пожирают слишком много песни богов.

Ветер веет с северо-запада, прекрасное направление, а потому мы ставим на носу кусок материи, что издали сойдет за парус, и уменьшаем магический двигатель до минимума, но корабль все равно делает пятнадцать узлов и идет бакштагом с небольшим уклоном, режа черные ночные волны.

У нас две аркабалисты, метающие дротики с грузом драконьего масла, и поворотный метатель огня. Такой был и на греческих триремах, случаются такие и здесь.

Это, пожалуй, самый сильный корабль, который когда-либо плавал в этих водах. Будет плавать, пока не заметит его Песнь Людей и не посчитает анахронизмом.