Эдгар Грант - Сингулярность

Действительно, боль сразу отступила и Ник, рефлекторно потерев грудь, снова стал дышать ровно и спокойно.

– Кто вы такой, черт возьми, – выпалил Монтини, падая в кресло. – Мне кажется, я вас где-то видел.

– А вы, теоретики, вообще не видите дальше своего носа, – сказал японец, не двигаясь с места. – Хотя, может быть, я немного переборщил с выбором формы.

– Профессор Хироши Ишихара... Научный куратор моей докторской диссертации, – рассеянно пробормотал Ривье.

– В некотором смысле да, – скромно улыбнулся гость.

– Но это невозможно. Вы умерли шесть лет назад. Я сам был на ваших похоронах, – не веря своим глазам, проговорил Ник.

– Как сказала ваша коллега несколько минут назад – это вполне возможно, хотя и чертовски трудно на вашем уровне.

– А-а, профессор Ишихара, теперь я вас вспомнил, – итальянец понимающе покивал головой. – Читал я пару ваших статей. Ничего особенного, хотя ваша интерпретация теории струн на уровне первичных взаимодействий меня очень позабавила. Но вы ведь действительно умерли, – Майк обернулся к Нику и прошептал: – Все это иллюзия, вызванная гипнотическим воздействием. Наверно, где-то рядом работает заумная психотронная установка, которая влияет на наши мозги. Надо сосредоточиться и усилием воли выйти из сеанса.

– Насчет иллюзии вы почти правы, но мне часто приходится применять этот прием, чтобы привлечь внимание людей и сделать это, не напугав их до смерти, – сказал, посерьезнев, японец. – Но, должен сказать, я очень устойчивая и настойчивая иллюзия.

– Хорошо. Я принимаю вашу игру, – с вызовом согласился Монтини. – Только скажите, кто вы. На какую разведку работаете? ЦРУ? Израиль? Англичане? Думаю, больше никто в округе на такие трюки не способен. Каковы ваши требования? И отпустите Татьяну. Больно смотреть, как она пялится выпученными глазами на экран.

– Думаю, это будет не совсем правильное решение. Она, в отличие от вас, кадровый разведчик и умеет пользоваться оружием.

– Не надо, Майк, – борясь с дурным предчувствием, попросил Ривье.

– Да ладно! Это же иллюзия. Чего он боится. Давай, отпускай Татьяну, иначе разговора не получится.

– Разговор состоится в любом случае, – на губах японца снова появилась скромная улыбка. – Но хорошо. Ваша подруга свободна.

Резко выдохнув, Татьяна, не оборачиваясь, несколько раз надавила иконку синхронизатора, увидела на экране, что ничего не произошло, бросила быстрый взгляд на застывший на пятнадцати секундах таймер, на зависшую в воздухе чашку кофе и, выругавшись на русском, резко повернулась в кресле.

– Я все слышала. Профессор Ишихара умер шесть лет назад. Посмотрим, что это за иллюзия.

Ее рука сдвинулась в сторону от клавиатуры на небольшую стопку бумаги, на которой лежал ажурной работы бронзовый нож для вскрытия конвертов. Движение броска было плавным, но в то же время молниеносно быстрым. Профессор захрипел и схватился обеими руками за горло, из которого на белоснежную рубашку тонким пульсирующим фонтанчиком била кровь. Не отнимая рук от горла, Ишихара упал на колени и неуклюже повалился на бок.

– Что ты наделала! Профессор! Профессор! – закричал Ник и бросился к бьющемуся в конвульсиях японцу.

– Я же говорил, она умеет обращаться с оружием, – сквозь бульканье крови пробормотал Ишихара и, закатив глаза, уронил голову на залитый кровью ковер.

– Я ни хрена не понимаю, – зло прошипела Татьяна. – Если это иллюзия, то чертовски правдоподобная.

Все трое замерли в оцепенении, наблюдая, как на полу медленно растворяется в воздухе тело японского профессора, исчезает большое бурое пятно крови на ковровом покрытии, а острый бронзовый нож для вскрытия конвертов, некоторое время повисев в воздухе, с глухим стуком падает на ковер.

Ник, испуганно оглянувшись на коллег, взял нож и взвесил его в своей ладони.

– Если бы это была иллюзия, нож бы прошел сквозь тело и ударился в дверь, – с сомнением в голосе сказал он.

– Да какая, к черту, разница, – из голоса Монтини постепенно пропадала былая безапелляционность. – То, что ты держишь нож в руках, наверно, тоже иллюзия.

– А если нет? – повис в воздухе возникший ниоткуда вопрос, заданный голосом профессора Ишихары.

– Смотри, – почти шепотом проговорила Татьяна, указывая на зависшую в пространстве у стола чашку кофе.

Коричневая жидкость, большими неровными каплями разлившаяся в воздухе, пришла в движение, медленно возвращаясь в чашку, которая стала на блюдце и, поднявшись на уровень стола, вернулась на его поверхность.

– Ну вот, вроде порядок навели. Все на своих местах, – снова прозвучал в голове голос Ишихары. – Мы можем, наконец, спокойно поговорить, господа ученые. Без истерик и агрессии.

То, что произошло дальше, описать словами было довольно сложно. Ник вдруг увидел себя, своих коллег, внутренности зала контроля откуда-то со стороны. Точнее сказать, со всех сторон сразу, как будто тысячи его глаз отделились от тела и каждый из них посылал информацию в мозг со своей точки. Причем казалось, что это изображение было настолько детальным, что если бы он захотел заглянуть внутрь предметов, то увидел бы, из чего они состоят. Он был способен разглядеть детали компьютера, его мельчайшие составляющие, кристаллическую решетку графена в процессоре, ее отдельные атомы, даже туманные облачка электронов вокруг их ядер. И так было со всеми предметами, на которые падал взгляд его тысяч глаз. Он содрогнулся от мысли, что мозг может не выдержать и просто сгореть от такой лавины данных. Но ничего не произошло. Информация заходила легко, обрабатывалась без усилий и с педантичностью, свойственной только машинам, раскладывалась по полочкам где-то внутри. Он вдруг понял, что Майк и Татьяна видят то же самое, и почувствовал их удивление и даже страх.

Внезапным рывком горизонт расширился, и они увидели Женеву. Подсвеченное ночными огнями озеро, горы, покрытые снежными шапками, затянутое тучами ночное небо. И снова их взору было доступно все. Центр контроля за экспериментами и их крошечные фигурки в одном из его помещений на втором этаже. Замерший в ожидании события АТЛАС. Огромное, раскинувшееся на десятки километров кольцо коллайдера. Городские кварталы, дома, квартиры, комнаты и сотни тысяч мирно спящих людей. Облака, в которых, несмотря на темноту ночи, можно было в деталях разглядеть каждую мельчайшую капельку водяной пыли. Горы, в глубину которых можно было беспрепятственно проникнуть, сосчитав мощные пласты древней породы, некогда образовывавшей морское дно.

Горизонт взорвался еще раз, вынося их в космос. У Ника перехватило дух от нахлынувшего чувства невесомости, но это странное ощущение сразу же прошло, сменившись неописуемым восхищением от впечатляющего вида планеты Земля, над которой на западе садилось солнце, подсвечивая червонным золотом облака над Атлантикой. Но и это ощущение длилось только миг. В, казалось, ужепереполненный невиданными впечатлениями мозг хлынули образы планет, Солнца, далеких, манящих своим мерцанием звезд.