Эдгар Грант - Сингулярность

На крытой террасе в устроенном посередине низком очаге, выложенном из грубого камня, весело горел огонь. Рядом с двух сторон низкого деревянного столика стояли два кресла, покрытые белыми овечьими шкурами. Несмотря на приличный небольшой минус снаружи, на террасе было довольно тепло.

– Здесь пол с подогревом, – прочитав в глазах Татьяны вопрос, сказал Арсений и, подойдя к очагу, протянул ладони к огню. – Непозволительная роскошь. Но генералы могут себе это позволить. Эта дача теперь принадлежит управлению.

Из дома вышла горничная со стопкой плотных шерстяных пледов.

– Вот, возьмите, а то застудите гостью, – с нескрываемым почтением, но по-домашнему добро сказала она.

– Спасибо, голубушка. А сделай-ка нам по стакану глинтвейна. И завари чаек, который я принес. Вы не против? – он взглянул на Татьяну, и в его глазах мелькнула и исчезла озорная искорка.

– Да я бы и чего покрепче выпила после всего, что случилось за последние пару дней.

– За этим дело не станет, нас ждет шикарный деревенский ужин. Ниночка специально приехала, чтобы приготовить.

– Вы давно знакомы? Она так на вас смотрит. Прямо как дочка любимая.

– Вы тоже подметили? – Арсений со вздохом опустился в кресло. – Давно я ее знаю. Десятка два лет уже будет. Когда она была совсем молодой девчушкой, сын ее болел. Плохо болел, совсем безнадежный был... А я его вылечил.

– Вы доктор? – Татьяна тоже опустилась в кресло и укрыла ноги тяжелым пледом.

– В некотором смысле да, – одними уголками губ улыбнулся Арсений и обернулся к появившейся сзади горничной.

– Вот, Арсений Владимирович. Как вы просили, – она поставила на столик два высоких стакана с дымящимся напитком, чашки с блюдечками, деревянную розетку с медом и небольшой чайник на подставке с горелкой из сухого спирта.

– Арсений Владимирович... – Татьяна с интересом посмотрела на странного старика, словно пытаясь что-то вспомнить.

– Да, – он взял со стола стакан с глинтвейном и с удовольствием сделал большой глоток. – Арсений Владимирович Лесовский. Вы учились в школе ФСБ по моим методичкам. Аутотренинг, самоконтроль и управление организмом, манипулятивные методики ну и прочие полезные в вашей работе вещи.

– Профессор Лесовский! – Татьяна склонила голову в непроизвольном жесте уважения. – Боже, извините. Я вас не узнала.

– Немудрено. Ведь вы меня ни разу не видели, – улыбнулся он и умолк, глядя на пляшущие по березовым поленьям языки огня.

Они сидели молча, несколько минут рассматривая разгоревшееся от легкого ветерка пламя.

– Когда-то, лет пятьдесят назад, в КГБ был создан специальный отдел, – тихо, будто разговаривая сам с собой, сказал профессор. – Туда подбирались люди с особыми способностями. Кандидаты отбирались с детства через сложную систему поиска и отбора среди участников школьных олимпиад. Фильтровались тысячи кандидатов, чтобы найти единицы действительно талантливых ребят.

– И что вы искали?

– В середине семидесятых из Штатов пришли данные, что ЦРУ создало секретную группу, состоящую из экстрасенсов. И будто бы они, находясь за тысячи миль, могли считывать с мозгов наших ученых самые сокровенные секреты. Чушь полная. Ничего у них тогда не получилось, только в психушках пациентов прибавилось. Но несмотря на коммунистическую идеологию, отрицающую все сверхъестественное, тогдашнее руководство Комитета решило не отставать и тоже начало работать в этом направлении. Десять лет они мучились сами и мучили кандидатов с выдающимся потенциалом всякими бесовскими штучками. Но дальше гипноза дело не продвинулись. Зато с гипнотическим воздействием все шло довольно неплохо. Десяток выпускников, владеющих этим искусством, оказались очень эффективными в середине восьмидесятых и начале девяностых. Правда, не все из них после развала СССР остались в Конторе. Многие решили поработать на себя и стали очень состоятельными людьми и влиятельными политиками. Был в этой десятке и я.

– Вы владеете гипнозом? – осторожно, словно опасаясь нарушить ход воспоминаний профессора, спросила Татьяна.

– Немного. Но у меня несколько другая специализация, – он отхлебнул глинтвейна и одобрительно покивал головой. – Ниночка молодец. Всегда к специям добавляет несколько ягод можжевельника. Это придает напитку особую терпкость... Когда меня пригласили в спецотдел, я был подающим надежды аспирантом. Тогда я работал над темой общего информационного пространства Земли и его влиянием на массовое сознание. В результате своих, так сказать, трудов я пришел к выводу, что должна существовать некая структура, более сложная и глубинная, чем хорошо известная и на тот момент изученная совокупность прессы, телевидения, радио, искусства во всех его проявлениях. Интернета тогда ведь не было. Эта предполагаемая мной фундаментальная структура по аналогии с физикой должна была иметь волновую природу и, как любая физическая сила, оказывать влияние на окружающий нас мир, в том числе и на сознание человека. Так я вышел на теорию фундаментального информационного поля, хранящего отпечаток всего, что когда-либо случалось в материальном мире. В то время такая ересь считалась грубым посягательством на принципы материализма. Мою диссертацию заблокировали, а меня чуть не выгнали из аспирантуры. Но тут появились ребята Управления Т* (*Управление научно-технической разведки КГБ СССР), которые, оказывается, плотно вели меня все это время. Они и перетащили меня в спецотдел. Их особенно интересовал кусок моей теории, утверждавший, что между информационным полем и человеком существует обратная связь. Наш мозг при определенных обстоятельствах может оказывать обратное воздействие на поле и способен его изменить, а значит, повлиять на сознание остальных людей, взаимодействующих с ним.

– Это невероятно.

– Нет здесь ничего невероятного, – профессор повернулся к столу и наполнил две чашки пахнущим чабрецом и малиной чаем. – Попробуйте. Это поможет нашему разговору.

– Что там? – подозрительно посмотрев на чай, спросила Татьяна.

– Это сбор разных трав и корешков. Мне его раскрыл алтайский шаман во время одной из экспедиций. Этот отвар поможет расслабиться и восстановит силы, – Лесовский сделал несколько глотков, одобрительно покивал головой и отставил чашку. – Так вот. О невероятном. Все началось с моих исследований в области интуиции. В моем детстве была простенькая игра. Надо было угадать, в какой руке конфетка. Казалось бы, по теории вероятности шансы правильного и неправильного выбора приблизительно равны. Но при достижении определенного статистического порога, то есть при многократном повторении действия, количество правильных ответов возрастает. И чем больше ты делаешь попыток, тем чаще правильно называешь руку, в которой спрятана конфетка. Теоретически можно выйти на ситуацию, когда ты будешь постоянно угадывать нужную руку. Более того, если рядом с испытуемым находится еще один человек, он как бы перенимает твою статистику правильных выборов и продолжает увеличивать шанс правильных ответов. Я, конечно, утрирую насчет конфетки. Мы проводили исследования на гораздо более высоком уровне с привлечением сложных компьютерных моделей, учитывающих десятки параметров, но общий смысл от этого не менялся. Это натолкнуло на мысль, что то, что мы называем интуицией, есть не что иное, как непроизвольный контакт нашего мозга с базовым информационным полем. Дальше пошли более сложные исследования и тренировки, позволяющие сознательно управлять этим контактом. Мы, конечно, тогда не знали, какой центр в мозге отвечает за эти способности. Не было тогда ни сканеров, ни нейрографов, ни прочей сложной аппаратуры, чтобы с достаточной точностью регистрировать изменения в различных участках мозга, поэтому шли на ощупь, постоянно забредая в глухие тупики. Но прогресс был. И, знаете, иногда получалось довольно неплохо. Особенно если совместить наши наработки с гипнозом.