Анатолий Матвиенко - Де Бюсси и инфанта

– Сеньор де Вильялонги! Начинается. Богом молю – дайте оружие! Вместе выстоим!

– Сейчас узнаю, что там. Ждать!

Он умчался вперёд, а я указал голландцам и полякам на телегу с моими пожитками. Конечно, люди лейтенанта её обыскали, но не обнаружили тайник. Не слишком богатый арсенал, но пяток сабель, дюжина пистолетов и несколько ножей там нашлись – лучше, чем ничего.

Два испанца, охранявших дона Альфредо и двух его спутников, умерли раньше, чем догадались, что их убивают. Заодно у нас прибавилось сабель и кинжалов. Имея всего один клинок на двоих, мы бросились на испанцев, одержимые единственным желанием – убивать!

Когда уцелевшие швырнули оружие на землю, угрюмо зыркая на бывших пленников, я пересчитал своих. Двое погибло, считая поляка, сражённого голландской мушкетной пулей-дурой. Десяток раненых. В общем, довольно-таки повезло.

Ван дер Саар шагнул навстречу сияющий, перекинув мушкет через плечо.

– Славно, что обошлись малой кровью, ваша светлость. Поступаем под ваше начало, – он брезгливо обвёл глазами пленных. – Что с ними? Прикажете повесить?

– Надо бы. Но мы не испанцы, решим по-христиански. Забрать оружие, деньги до последнего гроша. И будем отпускать по одному каждые полдня пути.

– По одному? – не понял мушкетчик.

– Если всех сразу – собьются в банду и начнут грабить путников, как под Антверпеном. Не питаю к германцам никаких тёплых чувств, но и такого свинства им не подложу. Без денег и оружия горячие пиренейские парни наймутся на какую-то работу. Или сдохнут.

В числе связанных я обнаружил де Вильялонги, угрюмого и с окровавленным плечом, нуждающегося в перевязке.

– Ван дер Саар! Дон Альфредо! Перевяжите лейтенанта. Он отправится с нами в Роттердам. Там решу его судьбу.

А моя судьба, похоже, решилась где-то повыше. Некто всемогущий позволил пожить мне ещё немного, ввязавшись в новые, куда более головоломные приключения.

При виде моей обветренной физиономии с выцветшими волосами и усами Исабель ощутимо вздрогнула, нахмурилась. Неужели я стал так непривлекателен для женщин? По крайней мере, ацтекские дарили мне благосклонность исправно.

Опустившись на колено, я заметил, насколько инфанта подросла. В этом положении её сапфировые глаза оказались чуть выше моих.

Но, главное, прелестное дитя успело превратиться в девушку. Бывает, ангелоподобный ребёнок по мере приближения к совершеннолетию приобретает отталкивающие черты, Исабель чаша сия миновала.

Налилась соком грудь, образовав чудесную ложбинку в декольте, я бы предпочёл увидеть принцессу в предельно открытом бальном платье. Черты лица повзрослели, серьёзное выражение с налётом порочности, слишком уж неожиданное на детской мордашке, смотрелось теперь вполне органично, как и витиеватая причёска знатной дамы; детворе накручивают что-то попроще. В платье, причудливо сочетавшем оранжевое, под цвет волос инфанты, и чёрное, сказалось влияние испанской моды и французского стиля. Жернов воротника уменьшился до размеров тарелки, пышная юбка не скрыла стройности фигуры… Что-то я слишком загляделся.

– Счастлив видеть вас, ваше королевское высочество.

Она милостиво протянула руку для поцелуя.

– Вы изменились, граф. Стали похожи на корсара.

– В какой-то мере и превратился в него. Я описал свои злоключения в письмах его высочеству Альбрехту. Он не рассказывал вам?

– Пришло два, оба в его отсутствие. Простите уж, я прочла их. Там же не было ничего личного, предназначенного только для глаз моего супруга?

Там вообще ничего не писалось ради Альбрехта. Я посылал на его имя письма Исабель и не прогадал!

Через год после прибытия в Новый Свет я отправил в Европу три корабля из уцелевших четырёх, на флагмане уплыла пачка посланий ко всем, с кем надеялся поддержать добрые отношения, включая партнёров по новоиспечённой Вест-Индской компании, роттердамского пенсионария, короля Наварры и герцога Анжуйского. Конечно же, с наибольшей тщательностью вывел послание для Исабель, передав стихами очарование открытым континентом, слова позаимствовал из песни Патрисии Каас. Уж Альбрехт точно бы удивился, что я шлю ему стихи через океан.

Обрадованные партнёры прислали сразу шесть каракк и галеонов – только грузи серебром, золотом и экзотическими растениями. Флагман увёз новую стопку писем. С третьей партией я вернулся сам.

– Ваши методы устрашают и изумляют… Особенно «весы де Бюсси». Расскажите о них! Ох, простите, я даже не позволила встать вам с колен, – принцесса всплеснула руками. – Присаживайтесь же на оттоманку и рассказывайте. Вы не голодны с дороги?

Что заставило её взволноваться и прятать волнение за щебетом? Я отложил анализ наблюдений на потом и принял приглашение.

– «Весы де Бюсси», на самом деле это крайне гуманное христианское средство. Не нужно никого убивать. Мои воины брали в плен вождя племени и объявляли: для его освобождения требуется столько серебра и золота, сколько весит он сам. Туземца ставили на доску, голову вдевали в петлю, соплеменники складывали на противоположный конец доски золотые украшения и посуду. Когда заканчивали, мой солдат выбивал подпорку из-под доски. Если драгоценностей хватало, вождь освобождался из петли.

– А если нет… Такое случалось?

– Не единожды. Перевесив выкуп, вождь опрокидывал доску на свою сторону и повисал в петле.

– Это жестоко!

– Ничуть, ваше высочество. Дав поболтаться минуту, его снимали и откачивали. Потом снова надевали петлю, предлагая соплеменникам добавить золота с серебром. Одного несчастного вешали трижды! Отдал золото и здравствует поныне.

А у дона Альфредо висельник сразу же сломал шею, о чём лучше умолчать. Инфанта смотрела огромными глазами, впитывая каждое слово моих россказней.

– Всё это увлекательно и романтично! Но, простите, ваша светлость, вы обещали, что это предприятие принесёт пользу Испанским Нидерландам, а не только кальвинистам.

Самый щекотливый момент… Тем более что пропасть между протестантским Севером и католическим Югом за годы моего пребывания за океаном увеличилась. Власть Мадрида над северянами стала совсем уж эфемерной, и если союз Провинций заявит о полной независимости, Филипп II не сможет военной силой набросить на них узду.

Вывод испанских войск, не считая осевших и вступивших в браки с местными военных, снял проблему общего врага для северян и южан, обнажив кучу внутренних противоречий касательно управления, налогов, торговли, капиталовложений. И, конечно, свободы вероисповедания. Об объединении в одно государство, под Испанией или независимого, уже не могло быть и речи, хорошо хоть – пока не пахло междоусобной войной. Исабель автоматически приняла сторону Юга, а я преподнёс колонии Нового Света на блюдечке голландцам, то есть сыграл против.