Анатолий Матвиенко - Де Бюсси и инфанта

С другой стороны, из курса истории известно, что наёмники Батория выбили русских на прежние рубежи. То есть деньги и армию он найдёт в любом случае. Разве что всадить ему звёздочку в глаз…

Нет, не поможет. У Русского царства впереди ещё Годуновы и «царь Васька», если даже не произойдёт чего хуже в этом варианте действительности. Москве бы исконные, ближние земли удержать, не зарясь пока на литовские и шведские. Рано!

Или я всё же совершаю предательство? Пусть не Родины, её аналога в альтернативном мире…

– Присаживайся, француз. Мне с Францией делить нечего. Договор надо отметить! – он заговорщически прикрыл один глаз. – Будем звать Радзивилла на делёж его шкуры? А, чёрт с ним, пусть ждёт снаружи. Ты, граф, напоминаешь мне себя в молодости, тоже был авантюрен и несдержан. Особенно когда в Падуе учился. Садись, расскажу. А ты расскажи, как во Франции.

Минут через пятнадцать я бы уже ни за что не согласился прикончить обаятельного мадьяра.

– А ты знаешь, француз, я мог стать королём Польши ещё тогда, вместо Хенрика, – он подпёр голову ладонью и задумался. – И Анна была моложе, вдруг дети бы…

Как я мог упустить! Стефану Баторию пришлось выполнить обязанность Хенрика – жениться на Анне Ягеллонке. Стефан старше Генриха Валуа, но всё равно моложе невесты лет на десять. Могла бы она забеременеть года три-четыре назад? Вряд ли, в эту эпоху стареют рано, да и первородке выносить дитя сложно, если первенец зачат в столь зрелом возрасте. Судя по последней реплике, монарх явно не в восторге от брачной партии.

Время пролетело незаметно. Когда я вывалился из шатра на нетвёрдых ногах, убедился: Радзивилл и двое моих по-прежнему отираются у выхода, хоть небо уже темнеет к вечеру. Бедолаги, небось до ветру отлучиться не могли, вдруг королевская воля – а зазвать их под мои августейшие очи! Я тоже не отлучался, хоть принял жидкости несравнимо больше.

– Сиротка! Мы с королём обо всём договорились. Я остаюсь без бумаг. Ты – без денег.

Вряд ли он понял моё объяснение, потому что возмущённо залопотал, замахал руками.

– Сейчас на ушко скажу…

Делая вид, что наклоняюсь к пузатому магнату, я со всего маху наступил на его подагрическую ногу и с удовольствием зажал жирную пасть ладонью: не тревожь визгом короля.

– Ты мне ногу отдавил… – всхлипнул литовец, освобождаясь из тесных объятий.

– А ты убил мою лошадь.

На этом мы закончили с взаимными обвинениями.

Он печально вздохнул и, взяв более вежливый тон, прочитал мне проповедь, схожую с услышанной подле Кракова.

– Совершенно зря, граф, вы меня не послушались. В Речи Посполитой многое устоялось и подходит вам больше, чем вы себе представляете. Даже сейчас, после стольких недоразумений и, скажу прямо, бессовестного грабежа нашей фамилии вы имеете шанс вписаться в посполитое общество.

– Вы полагаете возможным обнулись наши счёты?

– Счёты нужно подбить. Дело не в деньгах даже, вы могли бы совершить поступок, свидетельствующий, что намереваетесь к нам примкнуть, это здорово бы изменило дело… Но – вшистко едно, вижу по упрямому выражению на вашем лице, вы не склонны внимать голосу разума. Не думаете же, что сотворённое здесь сойдёт вам с рук?

Он коротко кивнул и захромал прочь. Я не возражаю больше не видеть его никогда.

Король не принял моё приглашение переночевать в замке, по правде – чересчур аскетическом для августейшей особы, предпочёл шатёр, свежий воздух и удобства на опушке леса. К ночи прислал посыльного с первой сотней тысяч злотых, и не сходить мне с места, если это не те самые деньги, что заготовил Радзивилл. Остальных пришлось дожидаться до конца августа. Отправив гонца в Роттердам, я отдал команду покинуть замок только пятого сентября.

Старик Свидерский провожал меня как родного! Когда бы ему ещё представился случай стоять на крепостной стене, слушать свист ядер и пуль, пару раз даже кидаться на литовцев, размахивая саблей, правда, подраться по-настоящему ему не дали… Всё равно, получилось самое захватывающее приключение со счастливым концом и аудиенцией у его величества.

А у меня начинался следующий этап жизни. Каждый новый – рискованнее прежнего.

Мы не доехали даже до Берлина.

С получением денег я начал опасаться свою испанскую охрану больше прежнего. Всё время был начеку и заставил голландцев не спускать с наёмников глаз. Дон Альфредо тоже не расслаблялся ни на секунду. Но меня переиграли.

Хуан де Вильялонги поравнялся со мной и неожиданно прыгнул прямо из седла. Я опомнился только на земле и с кинжалом у горла.

Он очень хорошо подготовился. Испанцы окружили голландцев и поляков, обнажив клинки. Краем глаза я увидел дона Альфредо, его скрутили вдвоём. Пока разоружали не вовлечённых в заговор, ко мне притопал командир прусских наёмников и завёл разговор, будто сидел со мной за одним столом, а не возвышался перед поверженным пленником с ножиком у шеи.

– Герр де Бюсси! Спешу заверить: мои ландскнехты в заговоре не участвуют. Но вы не сможете платить нам содержание. Мы уходим. Ауф видерзейн!

Хотелось крикнуть – ты же подписывался охранять меня и моё имущество… Да, подписывался, но от нападений. Здесь иной случай – внутренний бунт. Надо было предполагать, учесть предыдущий инцидент, когда в замке Свидерского распоясался другой Вильялонги, пруссаки заняли позицию наблюдателей. А у стены и во время вылазки германцы рубились в первой линии, причём очень хорошо. Вот и пойми этот сумрачный тевтонский разум!

Голландец, брошенный рядом со мной со связанными руками, одними глазами спросил: что теперь? Я пожал плечами. Конечно, нападение мы прохлопали. Кое-что я предпринял, не исключая подобного поворота, но хватит ли заготовленного…

Высоким голосом котёнка с зажатым в двери хвостом заверещал ван Роотен, испанцы добрались до денег Стефана Батория и остатков походной кассы. Их радостный гогот перекрыл стенания казначея.

Лейтенант отпустил меня, конфисковав шпагу и пистолеты.

– Что теперь, де Вильялонги? Делите награбленное и разбегаетесь?

Они распотрошили даже седельные сумки моего жеребца.

– Ничуть, ваша светлость. Я – не грабитель с большой дороги, как мой кузен, мир его праху, и не собираюсь мстить за него. Только исполняю приказ штатгальтера сеньора Хуана – доставить серебро протестантов в Брюссель для выплаты жалованья испанской армии.

– Вот как? Но снаряжение экспедиции производилось пенсионарием Роттердама, я отвозил его письмо сеньору Хуану. Сомневаюсь, что королевский наместник так просто разорвёт договорённости… У меня есть предложение: еду с вами в Брюссель и сам выскажу штатгальтеру своё мнение.