Тахера Мафи - Одолей меня [litres]

Я резко вдыхаю и захлебываюсь чем-то горячим и мокрым. Кровь. Так много.

– Впрочем, – со вздохом продолжает Иви, – что имеем, то имеем. Надо приспосабливаться к неожиданностям. Подчиняться изменениям, когда это необходимо.

Она щелкает выключателем, и в меня что-то впивается. Я чувствую, как мой позвоночник растягивается, челюсть расслабляется. Кровь поднимается в горле – оставить или сглотнуть? Я закашливаюсь, и кровь забрызгивает мне лицо. Руки. Стекает по груди, по новенькой розовой коже.

Мать резко наклоняется. Берет меня за подбородок, заставляет на нее посмотреть.

– Тебя переполняют эмоции, – мягко шепчет она. – Ты слишком чувствительна. Людей называешь друзьями. Воображаешь, что влюблена. – Иви медленно качает головой. – Этого не было в планах, птенчик мой. Ты предназначалась для одиночного существования. Мы специально тебя изолировали. – Она щурится. – Понимаешь?

Я едва дышу. Язык тяжелый, шершавый, словно лишний во рту. Я сглатываю собственную кровь, так противно, густая и теплая, тягучая от слюны.

– Будь Аарон сыном кого-нибудь другого, – продолжает она, – я бы его изничтожила. Я бы тут же его казнила, если бы могла. К несчастью, нет у меня такой власти.

Мною с силой овладевают эмоции.

Ужас с радостью пополам. До этого момента я и не подозревала, что во мне теплилась надежда: Уорнер жив.

Взрывоопасное чувство.

Оно пускает во мне корни. Надежда зажигает огонь в крови, это чувство более мощное, чем наркотики, более мощное, чем я сама. Я всем сердцем льну к нему и вдруг вновь ощущаю свои руки. Я не знаю, как и почему, но чувствую скрытую силу, поднимающуюся по спине.

Иви ничего не замечает.

Она, сощурив глаза, смотрит на меня.

– К сожалению, мы допустили ошибки. Оплошности, которые так очевидны сейчас. Кто ж знал тогда, много лет назад, что все так обернется? Кто ж ожидал, что нам нанесет удар исподтишка нечто столь банальное, вроде твоих чувств? Кто ж мог в самом начале предположить такое развитие событий?

Парис убедил, что для всех будет выгодно, если поместить тебя на базе в Сорок пятом секторе. Он сможет наблюдать за тобой в новой обстановке, богатой испытаниями, которые заставят твою мощь развиваться. Мы с твоим отцом считали это глупым планом, еще глупее было заставить наблюдать за тобой девятнадцатилетнего парня, с которым у тебя и так все… сложно. – Она смотрит в сторону, качает головой. – Однако Андерсон добился результатов. Благодаря Аарону у тебя был такой прогресс, которого мы и не ожидали, потому нас и вынудили оставить все как есть. Пока, – добавляет она, – нам это не аукнулось.

Ее взгляд задерживается на моей бритой голове.

– Только несколько человек из нашего круга действительно понимают, что мы здесь делаем. Твой отец. Ибрагим. Но Парису, из соображений секретности, всего про тебя не рассказывали. Он еще не был Верховным главнокомандующим, когда получил это задание, поэтому ему сообщили только необходимый минимум. Еще одна ошибка. – Голос Иви грустный и одновременно пугающий. Она прижимает ладонь тыльной стороной ко лбу. – Шесть месяцев – и весь труд насмарку. Ты сбежала. Примкнула к какой-то странной компании. Втянула и Аарона. Парис, тот еще болван, пытался тебя убить. Дважды. Я чуть не перерезала ему горло, идиоту, хотя, наверное, это было бы милосерднее, чем твоя попытка убить его. Ох, Элла, – вздыхает Иви. – За этот год ты доставила мне столько проблем. Одной только бумажной работы… – Она закрывает глаза. – У меня уже шесть месяцев не переставая болит голова.

Она открывает глаза. Долго-долго на меня смотрит.

– А сейчас… – Она показывает мне блокнот с записями, – еще и это. Эммелину надо заменить, а мы даже не уверены, что ты подойдешь. Эффективность работы твоего тела только шестьдесят пять процентов, а твой разум просто катастрофа. – Она замолкает. На лбу у нее пульсирует венка. – Возможно, тебе не дано понять, что я сейчас чувствую. Возможно, тебе и не захочется понять всю глубину моего разочарования. Но ты и Эммелина – работа всей моей жизни. Именно я нашла способ выделить ген, который был причиной многих изменений населения. Именно я сумела воссоздать эти изменения. Именно я переписала твой генетический код. – Иви хмурится, вот сейчас она впервые похожа на человека. Ее голос смягчается. – Я пересоздала тебя, Элла. Ты и твоя сестра – величайшие достижения моей карьеры. Ваши неудачи, – шепчет она, прикасаясь кончиками пальцев к моему лицу, – это мои неудачи.

Я непроизвольно фыркаю.

Иви выпрямляется.

– Будет неприятно. Не скрою. Боюсь, другого пути нет. Мне нужно, чтобы твое сознание было свободно от всякого мусора, если получится. Мы начнем с чистого листа. Когда это сделаем, ты будешь помнить только то, что я скажу. Понятно?

Мое сердце несется вскачь, я слышу его сумасшедший неравномерный стук, усиленный ближайшим прибором. Звук, как сирена, заполняет всю комнату.

– У тебя поднимается температура. – Она говорит отрывисто. – Не надо бояться. Так будет лучше. Парис все еще требует тебя убить. Но он… – Она секунду колеблется… – Парис все драматизирует. Мы знаем, как он тебя ненавидит из-за твоего влияния на Аарона. Он обвиняет тебя, знаешь ли. – Иви наклоняется ко мне. – Думает, ты отчасти виновата в том, что Аарон такой слабак. Если честно, я иногда думаю, что он прав.

Сердце стучит еще быстрее. Легкие вот-вот лопнут. Лампы над головой льют поток слепящего света в глаза, в мозг…

– Так, я введу эту информацию. – Она открывает серебристую шкатулку, – прямо в твой мозг. Надо загрузить много данных, твоему телу потребуется время, чтобы все усвоить. – Она выдерживает паузу. – Твой мозг, скорее всего, будет это отторгать, твоя задача – сделать так, чтобы все шло своим чередом, ясно? Мы же не хотим, чтобы прошлое перепуталось с настоящим? Больно будет только несколько первых часов, потом, если выживешь, твои рецепторы перестанут реагировать, и остаток информации загрузится уже безболезненно.

Хочется орать.

Получается лишь хрипеть. Слезы ручьем текут по щекам, мать встает рядом, тянется пальцами, тонкими, чужими, к моей голове, я вижу, но не могу чувствовать, как огромная игла входит в мой висок. Она опустошает и наполняет шприц не меньше тысячи раз, и каждый раз меня будто погружают под воду, я словно медленно тону, задыхаюсь вновь и вновь, а умереть мне не дают. Я лежу тут, беспомощная, бессловесная, в жестоких муках, дышать не могу, только хрипеть, а она склоняется надо мной и наблюдает.

– Ты права, – произносит Иви спокойно. – Наверное, это жестоко. Наверное, милосерднее дать тебе просто умереть. Только все это не для тебя, Элла. А для меня. Это то, что сейчас, – говорит она, поглаживая меня по голове, – нужно мне.