Тахера Мафи - Одолей меня [litres]

Мне страшно, очень страшно, страшно до ужаса.

Еле передвигаю ноги по небольшому спуску, туфли скользят. Легкие съеживаются. Сердце стучит громко, оглушительно громко, странное ощущение разливается по всему телу. Предчувствие. Предчувствие чего-то. По коже ползут мурашки, зудят кости. Беспокойство и тревога зашкаливают. Странный путь для побега. И только я начала терять надежду на спасение…

Здесь

Я останавливаюсь.

Останавливаюсь перед массивной каменной дверью. Сердце колотится уже в горле. Я колеблюсь, от страха моя уверенность трещит по швам.

Открой

– Кто ты? – снова спрашиваю я, на сей раз вслух. – Это совсем не похоже на путь к спасению.

Открой

Я зажмуриваюсь, заполняю легкие воздухом.

Я прошла весь этот путь, уговариваю я себя. Выбора у меня нет. Значит, надо довести дело до конца.

Но когда я открываю дверь, то понимаю – это только первая. То, куда меня ведут, надежно защищено. Механизмы для открывания дверей ставят в тупик – нет ни ручек, ни обычных петель – однако все, что я должна сделать: коснуться двери, и она открывается.

Так просто.

Останавливаюсь наконец перед сплошной стальной стеной. Неужели за ней комната?

Коснись

Нерешительно касаюсь металла пальцами.

Сильнее

Я сильно прижимаю ладонь к стали, и та за секунду тает. Вся стена исчезает. Я нервно озираюсь и шагаю вперед.

И тотчас же понимаю: меня провели.

Я оглядываюсь, и мне становится плохо. Страшно. Это место совсем не похоже на путь к спасению, не могу понять, почему я поверила.

Я в лаборатории.

В другой.

Меня накрывает паника, внутри все трясется мелкой дрожью, кровь стучит в голове. Я бегу к двери – она запечатана, стальная стена материализуется прямо из воздуха.

Нервно вздыхаю, уговаривая себя успокоиться.

– Покажись! – ору. – Кто ты? Что тебе от меня надо?

Помоги

Сердце замирает. Страх сковывает руки и ноги.

Умираю

Мурашки бегают по коже. С трудом дышу, кулаки сжаты. Делаю шаг в комнату, глубже, потом еще, еще. Осторожничаю, боюсь, что это очередная ловушка.

И тут я вижу.

Стеклянный аквариум во всю стену. Доверху заполнен водой. Внутри плавает какое-то существо. Подхожу ближе, хотя страх велит мне бежать, бежать ради спасения жизни. Однако нечто более сильное, чем страх, толкает меня вперед, более сильное, чем любопытство, сильнее, чем изумление.

Эмоции хлещут через край.

Воспоминания врезаются в меня.

Тонкая рука тянется сквозь мутную воду, дрожащие пальцы собраны в кулачок, он слабо стучит по стеклу.

Сперва я вижу только руку.

Подбираюсь ближе, теперь могу лучше рассмотреть, что они сделали с ней. И не в силах скрыть ужас.

Она приближается к стеклу, и вид ее искаженного, размытого водой лица заставляет мое сердце сильно-сильно биться от страха. У нее больше нет лица. На самом деле нет. Во рту – регулятор. Силикон паутиной окутывает тело. Ее длинные темные волосы распущены и плавают вокруг головы, как щупальца медузы. Нос приплюснут, глаза закрыты, только длинные темные ресницы напоминают о том, что раньше глаза открывались. Между пальцев на руках и ногах у нее перепонки. Ногтей нет. Руки и ноги – как спички, кожа набухла и вся в морщинах.

– Эммелина, – шепчу я.

Умираю

Горячие слезы текут из глаз, тяжесть последних недель наваливается на меня.

– Что они с тобой сделали? – Я не узнаю свой голос. – Как они могли с тобой так поступить?

Глухой металлический стук. Два раза.

Я поднимаю взгляд.

Эммелина подплывает поближе. Прижимает свою перепончатую ладонь к преграде между нами, и я поднимаю свою, наспех вытерев глаза. Я тоже прижимаю ладонь к стеклу, и каким-то чудом чувствую ее касание. Нежное. Теплое. Сильное.

А потом судорожный вздох…

Чувства накатывают на меня, волна за волной, эмоции бесконечны, как время. Воспоминания, желания, хрупкие надежды и тайные мечты. От силы чувств у меня кружится голова; я резко наклоняюсь вперед, стискиваю зубы, упираюсь лбом в преграду между нами. В моей голове появляются картинки, точно кадры из старого фильма.

Жизнь Эммелины.

Она хочет, чтобы я знала. Будто меня втянуло в нее, будто она поместила меня в свое тело, погрузила в свой разум. Свои воспоминания.

Я вижу ее молодой, потом молоденькой, потом девочкой восьми-девяти лет. Она энергичная, бунтующая. С трудом поддается контролю. Ее разум сильный, она не может с ним справиться и не знает, что делать со своими способностями. Они душат ее и причиняют страдания. В отличие от меня, ее держат дома, здесь, в этой самой лаборатории, тестируют и тестируют под руководством собственных родителей. Ее гнев пронзает меня насквозь.

Теперь я понимаю, забвение – это роскошь, которая у меня была.

У нее – нет.

Макс и Иви – и даже Андерсон – не раз пытались стереть ей память, однако Эммелина не поддавалась. Ее разум так силен, что она в состоянии убедить свой рассудок отменить воздействие химического препарата, предназначенного стереть ее воспоминания. Что бы ни делали Макс и Иви, Эммелина их никогда не забывала.

Она видела, как ее собственные родители ополчились против нее.

Выворачивали наизнанку.

Эммелина рассказала мне все, не произнеся ни слова. Говорить она больше не может, потеряла четыре чувства из пяти.

Сначала зрение.

Годом позже – обоняние и осязание, оба сразу. В конце концов она потеряла и способность говорить. Язык и зубы разрушились. Голосовые связки атрофировались. Рот запечатали навсегда.

Слышать она еще может. Но уже плохо.

Картинки сменяют одна другую, вот Эммелина постарше, чуть более сломлена. Огонь исчез из ее глаз. А потом, когда она поняла, что за участь ей уготовили – что от нее хотели, тогда в отчаянии…

Дикий ужас бьет меня под колени.

Я падаю, ударяюсь коленными чашечками об пол. Сила ее чувств рвет меня на части. Рыдания сотрясают мое тело, каждая моя клеточка дрожит. Я чувствую все. Ее боль, ее бесконечную боль.

Ее отчаяние от невозможности прервать собственные страдания.

Она желает с этим покончить.

Конец, говорит она слово, резкое и грубое.

С усилием мне удается поднять голову и взглянуть на нее.

– Так это была ты? – шепчу я. – Ты вернула мне воспоминания?

Да

– Как? Зачем?

Она показывает.

Я выпрямляю спину, когда в голове начинает крутиться кино. Вижу Макса и Иви, слышу их разговор, искаженный, будто я внутри стеклянной тюрьмы. Они годами пытались сделать Эммелину сильной, пытались усовершенствовать ее телекинетические способности. Хотели развить ее мастерство. Чтобы она могла осуществлять контроль над разумом.

Контроль над разумом других людей.

И получили обратный результат.