Виктор Алдышев - Возвращение-2

И в этом Анне неожиданно помог Матвей. Второй Спецов действительно был редкой выскочкой.

Приехала группа конструкторов ВКС из его отдела. Там и опытнее были, но Спецов лидерство не отдал. Прямо сказал своему руководителю и полковнику Муну, что лучше него никого нет.

Спорил Матвей со всеми и на своём стоял до последнего. Со всеми, кроме Олега Кимыча. Того слушался. Того Егор научил, как брата тормозить, если совсем зарывается — подзатыльником. И Мун не стеснялся иногда эту меру применить. Матвей не обижался, и не ошибался. Ещё в первую неделю, когда схемы двигателей передали конструкторским бюро с задачей модернизировать имеющиеся боевые самолёты под двигатели на антиматерии, или разработать новые аппараты, что получится быстрее, от Матвея лилось на всех сеансах связи:

— Я каждый сантиметр каждого отсека сам лично отчертил в первичных схемах! Чем вы там занимаетесь? Я вам соберу орбитальный самолёт прямо тут на площадке. Выкиньте на хрен ваши разработки! Ваше корыто даже испытания не пройдёт! Хорошо, если взлетит.

Его выводы подтверждались с завидной стабильностью.

— У нас тут гений на гении, — только качал головой Мун.

Но с майором Лазаревой Матвей никогда не спорил. Тут авторитет был такой, что Спецов, глядя на неё, только кивал:

— Есть. Будет сделано. Уже сделано.

Люди в улье отпускали по этому поводу шуточки, вроде:

— Спецов мать-альфу очень любит.

Анна была старше братьев всего на пять лет, но уже выше на три звания, шире Матвея в плечах, и обладала сверхвысоким статусом командующего ульем, так что Спецов обычно отвечал:

— Так точно, люблю, боюсь, уважаю.

И не стеснялся.

Перекрёстные эмоции брата и Анны Викторовны относительно майора Бестужева Матвей переловил очень быстро, и встал на сторону Лазаревой.

Анна, конечно, очень удивилась этому. Но оказалось, у Матвея веские причины. И так как молчать он действительно не умел, норовя всегда говорить что думает, даже если никто не спрашивает, он сам подошёл к Лазаревой, озвучил свои мысли по ситуации с Бестужевым, и сразил этим Анну наповал.

Она ожидала практически любой реакции. Раздражения, обиды за брата, может, вынужденного понимания. Но вместо всего этого Спецов сказал:

— У нас была очень хорошая семья.

— И? — в первые секунды после этой фразы Лазарева не поняла к чему она сказана.

— И нас было много, — уверенно продолжил Матвей. — У отца братья и сестры, у мамы тоже, и родные и двоюродные. Нас, если посчитать со всеми родственниками, было человек сорок. Когда у двоюродной тётки наша племянница замуж выходила, мы в их доме на крыше веранды спали. В дом не поместились. — Матвей смеялся, говоря это. — Представляете? В деревне жители с утра идут по улице, а на крыше дома люди спят. Вся наша дружная ватага жила в Новосибирске. В самом городе, и в пригороде, вся семья в пределах ста километров. И когда мы с Егором уезжали, все оставались там. И сейчас… там.

И Анна поняла. Поняла всё раньше, чем Матвей договорил.

— Но города больше нет, и пригорода тоже, — сказал он. — На их месте большой миллионный улей. Так что ничего нашего больше нет. Совсем. Ни одной знакомой улицы, и ни одного родного человека. А когда и Егор… пропал, я думал, что всё. Я последний. Слава богу, ошибался. У Егора свои мысли на этот счёт, но я… майору благодарен. Если бы он не сделал то, что сделал, я бы брата не нашёл. А он и я — всё что осталось от нашей большой семьи.

Помня эту пламенную речь дословно, Лазарева честно ответила на вопрос Королёва, что всё улажено. С этим Валерий Михайлович спокойно уехал.

На сегодня запланированных визитов больше не было, ждали только текущие дела. Полковник Мун вернулся в командный отсек, вместе с Третьяковым и посыльным от охраны снаружи.

— Майор Лазарева, журналисты снова просят встречи, — сказал последний.

— Нет, без разрешения главкома нельзя, — Анна сразу отказала. Когда посыльный ушёл, взглянула на Олега: — Надо закончить доклад насчёт разумного улья, и хорошо подумать. Королёв правильно сказал: инициатива без реальных предложений принята не будет.

— Ты всё-таки считаешь, что улей — это то, что нужно, — задумался Паша.

Да, Анна интуитивно чувствовала, что это именно так. Сомнения в разрабатываемой стратегии обороны Земли были обоснованы по своим техническим и количественным характеристикам, и даже по обоснованности самих действий. А вот улей — это новый игрок. Осталось только понять, как вывести этого игрока на поле.

***

Костя медленно расцепил веки. Тяжело разошлись. На нос посыпалась пыль из засохшей крови, размазанной по морде. Тяжёлое тело казалось заполненным чем-то плотным, медленно движущимся по венам.

Впереди, прямо перед взглядом, в кресле пилота сидел Бестужев. Интересно сидел. Закинул ноги на панели управления. Эти пластины держались в воздухе, так что та, на которую он положил босую пятку, просела под весом. Дмитрий обнял ладонями локти и опустил голову, похоже, дремал. Смоляное покрытие на нём выглядело сильно порванным. Местами виднелась кожа.

Фонарь кабины изнутри подсвечивала обзорная система. Бежали цепочки символов.

— Бестужев, ты там загораешь что ли? — произнёс Костя.

Дмитрий ещё секунду дремал, но потом отреагировал, услышав рычание. Открыл глаза, взглянул на Багирова, быстро соскочил с кресла, сел на корточки перед ним.

— Пока не вставай, — сказал он, что-то делая на запястье Кости.

Багиров взглянул на свою лапу. Запястье был разрезано, а в рану вставлен металлический ободок. Дмитрий вдавил его глубже, капнул из прямоугольной колбы, что они взяли из ванной на корабле пришельца, последнюю каплю чёрно-красной жидкости на точку в центре браслета. Она впиталась и отчётливо поползла внутри по лапе.

Костя пожевал челюстями, справляясь со странным ощущением.

— Что это? — спросил он, и очень удивился, когда Дмитрий ответил:

— Клетки-симбионты. Лечат тебя. Это с рэк-формы.

Он показал на смоляное покрытие на своей коже.

Багиров думал ещё мгновение:

— А ты как меня понимаешь без БПУ?

Дмитрий кивнул назад на фонарь кабины. Костя взглянул туда и увидел свои слова. На тёмной поверхности высвечивалось отдельное поле, отражающее в читаемой форме мысли мегистотерия.

— Ты на связи с компьютером корабля, — ответил Бестужев.

— Ясно, — понял Костя. — Долго я так?

Дмитрий сел на пол, пристроил локти на колени, оглядел Багирова, улыбнулся. Смотрел с явной радостью на лице.

— Больше суток. Я уже… скучать начал. По твоему нытью.

Костя усмехнулся.

— Тихо тут, — произнёс Дмитрий. — В ушах от тишины звенит.

И хотя Бестужев хорошо переносил одиночество, этот звон всё равно начал действовать на нервы. Потому что создавал впечатление, что ничего не происходит. Что корабль не движется на бешеной скорости через вселенную и флот гереспри не мчит следом, отставая всего на чуть-чуть.