Владимир Сухинин - Не зная отдыха и сна

С трудом тот начал пить и вскоре пришел в себя. И, опять открыв глаза, с удивлением уставился на Фому. Не веря тому, что видит, помахал рукой перед лицом склоненного к нему орка.

— Сгинь, нечисть, — пробормотал он и зажмурился. — Что они в вино подмешали? — пробормотал он. — Никак на курином помете настаивали для крепости. Вот сволочи! Башка трещит… И все тело болит, словно меня семеро били.

Он вновь открыл глаза, но видение не исчезло.

— Ты кто? — хрипло спросил второй помощник и облизнул губы.

— Я новый корабельный лекарь.

— Корабельный лекарь?.. Но я тебя не помню…

— Я пришел оформляться, а вы тут с демонами сражаетесь.

— С демонами?.. — Вторпом оглядел каюту. — Какими демонами?

— Теми, что в вас вселились. Вы орали и бились о стены. Пришлось вас успокоить и провести обряд изгнания демонов запоя. Злые были, обещали вернуться.

— Демонов запоя? — удивленно повторил человек. — Больше в этот трактир не пойду. — Он помолчал, прислушиваясь к себе. — Но мне становится значительно лучше. Ты оформлен, зеленый лекарь. Иди и скажи, чтобы мне принесли вина… Стой! — Он ухватил поднявшегося Фому за рукав куртки. — Лучше сходи на камбуз и принеси сам. А то я знаю этих сволочей: сами выпьют половину и скажут, что по дороге разлили.

Фома спорить не стал, кивнул и вышел. Увидев на палубе боцмана, доложил:

— Я оформлен.

— А что вторпом? — недоверчиво глядя на орка, спросил боцман.

— Требует вина. Сейчас схожу на камбуз и принесу.

— А ты знаешь, где он? — усмехаясь, спросил боцман.

— Постройка корабля типовая, — рассудительно ответил Фома. — Камбуз там, где обычно, на второй палубе.

Он только один раз был на корабле, когда искал Вирону, но информация, заложенная в него учителем, и отличная память делали свое дело. Фома знал, как ориентироваться на корабле, как выполнять обязанности лекаря.

Лекарь на корабле — значимая фигура. Матросский хлеб труден, и на кораблях всегда был некомплект. Болезни косили экипаж как коса, и тогда те, кто не болел, трудились за троих, а то и за четверых. Кроме того, на лекаря ложились обязанности следить за соблюдением правил санитарии на корабле и за тем, чтобы всегда были чистая вода, и качественная пища. За это лекарей не любили боцманы и корабельные повара, которых звали дропы. Боцман и дроп получали деньги на закупку продовольствия. Дроп — для офицеров, а боцман — для матросов. Естественно, большая часть средств оседала в карманах этих пройдох. Все это Фома хорошо знал и ясно представлял, с чем ему придется столкнуться.

— Идем, покажу сначала твою каюту. — Боцман оценивающе посмотрел на орка.

Они спустились вниз, прошли мимо каюты вторпома, откуда раздавались звуки разгульной песни. Правда, Фоме эти душераздирающие вопли напомнили крик самца лорха во время весенних брачных игр. Третья каюта оказалась его. Повсюду пыль. На койке — скомканное серое одеяло, пол заблеван. Круглый иллюминатор у потолка покрыт толстым слоем пыли, и там свил себе гнездо огромный паук.

— Уже два рейса у нас не было лекаря, — пояснил боцман. — Заставь любого матроса убрать здесь, — затем хитровато усмехнулся. Фома молча кивнул. — Если будут трудности, обращайся, — проговорил боцман и ушел.

Фома еще раз оглядел свое новое жилье — тесно, темно и вонюче. Он вышел на палубу и нашел того паренька, молоденького матроса, что плевал на него. Ухватил за ухо и, когда тот попытался сопротивляться, чуть не оторвал его. Почувствовав чудовищную силу в руках худого орка, паренек сдался и заголосил:

— Не буду больше! Дяденька, простите!

Фома чуть отпустил ухо и приказал:

— Живо в каюту лекаря, и наведи там идеальный порядок, иначе ухо оторву и заставлю съесть.

Боцман, сидящий на бухте каната, хохотнул и, подморгнув Фоме, подтвердил слова орка:

— Рунг, он правда это сделает. У зеленого жалости меньше, чем у капитана. Дуй быстрее в каюту и убирай.

На камбузе, куда спустился Фома, стояла непереносимая вонь от сгнившей капусты и густой дым от жареной рыбы. Невысокий плотный дроп в загаженном фартуке, надетом на голый торс, напевая, помешивал что-то в большом котле на печи. Рядом дымил противень с рыбой.

Фома подошел к нему.

— Дроп, — тронул он того за плечо, — я новый корабельный лекарь.

— Ну и иди себе, лекарь, — небрежно, рывком плеча скинув руку Фомы, отозвался тот. — Чего приперся?

— Уму-разуму тебя поучить, — спокойно ответил Фома и без замаха, ударом кулака вогнал нос дропа внутрь.

Фома понял, что без показательной экзекуции на него будут просто плевать. Повар замычал, ухватился руками за лицо, но Фома не дал ему передышки. Сильным ударом в живот он заставил того согнуться. И когда тот упал, пальцами вправил нос. Дроп задыхался, хватал ртом воздух, мычал и уже был не в силах что-либо сделать. Фома наложил заклинание малого исцеления и за ухо поднял грубияна.

— Ну что, ты готов меня слушать или еще поучить? — спросил Фома. — В следующий раз я сломаю тебе палец.

Повар, ни слова не говоря, ухватил огромный кухонный тесак и… неожиданно для себя оказался прижатым головой к столу. Фома вывернул его руку и забрал оружие, затем ухватил мизинец повара на левой руке и просто согнул в обратную сторону. Увечье маленькое, но полностью лишает человека воли и сил к сопротивлению. Заоравшему от боли дропу засунул в рот грязную тряпку и ударом колена в бок заставил того замолчать. Дроп судорожно закашлялся, выплюнул кляп и завопил еще громче:

— Полундра! Братва, наших бью… — хр… т!

Фома вновь засунул в рот повару кляп. Ухватил за шею и больно сжал. А затем смачно еще раз приложил того лицом об стол. На лестнице, ведущей вниз, раздались громкий топот и крики.

Фома спокойно развернулся к забежавшим на крик трем матросам.

— Ты кто? — Они остановились в проеме дверей. — Ты что творишь, зеленая лягушка? — Трое матросов возмущенно кричали, перекрикивая друг друга.

— Я корабельный лекарь… вот, заставил дропа съесть тряпку, — сообщил Фома. — А вы чего приперлись? У вас дел нет?

— Ну смотри, лекарь, щас себя лечить будешь! — первым пришел в себя широкоплечий бородач со шрамом на щеке. — Молись своим степным предкам.

— Я вас заставлю вылизывать языком здесь пол, — засмеялся Фома в ответ на угрозу и сплюнул.

Он знал, что плюнуть на камбузе — это оскорбить команду, и три матроса, озверевших от такого святотатства, кинулись на него. Вскоре они лежали лицом вниз, а Фома возил их мордами по грязному, загаженному полу камбуза.

Экзекуция продолжалась недолго. На крики матросов прибежало еще четверо, и они также оказались лежащими лицом вниз. Бил их Фома нещадно. Долго и не калеча. Наносил несильные, но болезненные удары и наконец добился того, что все они во главе с дропом, подвывая от ужаса, стали лизать пол. На крик заглянул в камбуз боцман, хмыкнул и ушел, ничего не сказав.