Дин Кунц - Избранные произведения. IV том [Компиляция]

— И дешевле, чем наших лучших сенаторов, — сухо добавил Лантерн.

Проктор присел на краешек кресла, но ствол пистолета по-прежнему смотрел на Дилана, Джилли и Шепа. Выглядел он крайне измотанным. Должно быть, из Аризоны сразу поехал сюда и едва ли ему удалось поспать больше двух-трех часов, если вообще удалось. Его обычно розовое лицо посерело и осунулось.

— Добровольцами становились преступники, приговоренные к пожизненному заключению. Худшие из худших. Если вам суждено до конца своих дней сидеть в вонючей мексиканской тюрьме, а тут предлагают более-менее сносные условия и, возможно, скостить срок, вы добровольно согласитесь буквально на все. Конечно, все они были рецидивистами и никогда не ступили бы на путь исправления, но я поступал с ними бесчеловечно…

— Поступали дурно, очень дурно, — Лантерн словно отчитывал нашалившего ребенка.

— Да, я это признаю. Очень дурно. Я…

— Итак, — нетерпеливо прервал его Дилан, — когда у некоторых ваших заключенных ай-кью упал на шестьдесят пунктов, как вы и говорили, у ваших деловых партнеров начались кошмары об ордах адвокатов, которые сбегались со всех сторон. Как тараканы.

— Нет. Те, кто становился дебилами или кончал жизнь самоубийством, нас не волновали. Тюремные власти подписывали соответствующий сертификат, в котором указывалась ложная причина смерти, так что с нами связать их никто не мог.

— Еще один нехороший поступок, очень нехороший. — Лантерн осуждающе поцокал языком. — Прямо-таки непрерывная череда дурных поступков.

— Но, если бы кто-то вроде Мануэля, нашего воспламеняющего взглядом, вырвался бы на свободу, а потом сумел перебраться через границу, попасть в Сан-Диего, а там начал бы сжигать целые кварталы, сотни, если не тысячи людей… тогда нам бы, возможно, не удалось от него откреститься. Он мог кому-то рассказать о нас. А потом… иски, много и на заоблачные суммы.

— Это прекрасное «Шардонэ», — заметил Лантерн, — если кто-то передумал. Нет? Что ж, мне больше останется. А теперь мы переходим к грустной части истории. Даже печальной. Если не сказать трагической. Расскажите им эту часть, Линкольн.

Нервирующая мечтательная улыбка Проктора увяла, расцвела вновь, снова увяла, наконец исчезла.

— Перед тем как эти люди закрыли лабораторию и попытались уничтожить меня, я создал новое поколение наноботов.

— Новое и улучшенное, — уточнил Лантерн, — как новая кока-кола или драже «M&M» нового цвета.

— Да, значительно улучшенное, — согласился Проктор, то ли не заметив сарказма хозяина дома, то ли решив его проигнорировать. — Я убрал из них все, что требовалось убрать. И вы, Дилан, и вы, мисс Джексон, тому доказательство. Так же, как Шеперд. Так же, как Шеперд.

Шеп стоял, наклонив голову, не произнося ни слова.

— Мне не терпится узнать, какой эффект оказали на вас новые наноботы, — продолжил Линкольн Проктор. Улыбка вернулась на положенное место. — На этот раз эксперимент проводился на качественном материале, какой, собственно, требовался всегда. Вы — совсем другой уровень. А эксперименты на преступниках были обречены на провал. Мне следовало понять это с самого начала. Моя ошибка. Но теперь расскажите, какие у вас развились способности? Мне не терпится услышать. Что вы теперь можете?

Вместо того чтобы ответить, Джилли повернулась к Пэришу Лантерну:

— А каким боком вы оказались в этой истории? В качестве одного из его инвесторов?

— Я — не миллиардер и не идиот, — заверил ее Лантерн. — Но я несколько раз приглашал его в свою программу, думал, что его безумные теории могут привлечь слушателей.

Улыбка Проктора застыла. Если бы взгляды обычных людей, не подвергнувшихся воздействию наноботов, могли испепелять, Пэриш Лантерн уже превратился бы в кучку золы, точно так же, как превращались другие под взглядом Мануэля.

— Я никогда ему не грубил, — продолжил Лантерн, — и не делился своими мыслями насчет насильственной эволюции человеческого мозга. Это не мой стиль. Если мой гость — гений, я не мешаю ему самому находить друзей и воздействовать на слушателей, если псих — с удовольствием позволяю выставить себя на посмешище.

Лицо Проктора посерело еще больше. Он поднялся, перевел пистолет с Дилана на Лантерна.

— Я всегда думал, что вы — человек, способный увидеть перспективу. Потому и пришел к вам с новым поколением наноботов. И вот чем вы со мной расплачиваетесь.

Пэриш допил «Шардонэ», посмаковал во рту, проглотил. Не обращая внимания на Проктора, обратился к Джилли и Дилану:

— Я никогда не встречался с нашим милым доктором лицом к лицу. Брал интервью по телефону. Пять дней тому назад он появился на пороге моего дома, а я, в силу врожденной вежливости, не дал ему пинка под зад. Он сказал, что хочет обсудить со мной важный вопрос, открытие, которое может стать темой одной из моих передач. Я по доброте душевной пригласил его в кабинет на короткую беседу. За мою доброту он воздал мне хлороформом и отвратительным… лошадиным шприцем.

— Нам это знакомо, — кивнул Дилан.

Поставив на столик пустой стакан, Лантерн поднялся.

— Потом он ушел, предупредив, что его деловые партнеры, насмерть перепуганные перспективой лавины судебных исков, преисполнены решимости убить его и всех тех, кому он сделал инъекцию, поэтому в полицию лучше не обращаться. А уже через несколько часов со мной начала происходить ужасная трансформация. Первым проклятьем стало ясновидение.

— Мы тоже называем эти изменения проклятьем, — поддакнула Джилли.

— К среде я уже знал некоторые события из тех, что происходят здесь сегодня. Знал, что наш Франкенштейн вернется, чтобы полюбопытствовать, как у меня идут дела, рассчитывая, что я похвалю его, поблагодарю. Этот кретин не сомневался, что я посчитаю себя в неоплатном долгу перед ним, приму его как героя, предоставлю убежище.

Выцветшие синие глаза Проктора превратились в кристаллики льда, совсем как в тот вечер 1992 года, когда он убил мать Дилана. И он холодно изрек:

— У меня, конечно, много недостатков и еще больше грехов. Но меня никогда не оскорбляли люди, которым я сделал столько хорошего. Я не понимаю вашего отношения.

— Когда я сказал ему, что жду вашего появления здесь, только чуть позже, — продолжил Лантерн, — он разволновался. Думал, что мы все опустимся на колени и будем целовать ему руку, как королю.

— Вы знали, что мы появимся здесь, еще до того, как он нашел нас в Аризоне и сделал нам инъекции? — изумилась Джилли.

— Да, пусть поначалу я и понятия не имел, кто вы. Очень непросто объяснить, как все это может быть, — признал Лантерн, — но есть некая гармония миропорядка, в которой…

— …все связано воедино, закручиваясь и скручиваясь, — закончила за него Джилли.