Дин Кунц - Избранные произведения. IV том [Компиляция]

— Ты считаешь себя маленьким принцем Голливуда? Фрик скорчил недовольную гримасу.

— Так они будут меня называть. Я уже их слышу. Не смогу показаться на публике до пятидесяти лет, но даже тогда они будут щипать мои щеки и говорить, как тревожились за меня.

— Ну, не знаю, — в голосе Этана слышится сомнение. — Думаю, ты переоцениваешь интерес общественности к своей персоне.

Во взгляде Фрика появилась надежда.

— Вы действительно так думаете?

— Да. Я хочу сказать, ты не из тех голливудских детей, которые хотят пойти по стопам родителей.

— Я скорее буду есть червей.

— Ты не играешь эпизодических ролей в фильмах отца. Не поешь и не танцуешь. Никого не пародируешь, не так ли?

— Нет.

— Может быть, ты жонглер или умеешь одновременно удерживать десяток тарелок на десятке бамбуковых шестов?

— Одновременно точно не смогу.

— Фокусы?

— Не умею.

— Чревовещание?

— Не по моей части.

— Слушай, мне уже скучно с тобой. Знаешь, что их больше всего заинтересовало во всей этой истории, на чем они действительно сфокусируют свое внимание?

— На чем? — спросил Фрик.

— На дирижабле.

— Дирижабль — это круто, — согласился Фрик.

— Ты только не обижайся, но ребенок твоего возраста, с недостатком опыта работы в шоу-бизнесе… уж извини, но ты не сможешь потягаться с дирижаблем в Бел-Эре.

В северной части периметра поместья начали открываться ворота.

— А вот и они, — сказал Фрик, когда первый черный лимузин плавно въехал с улицы. — Вы думаете, он остановится и явит репортерам свое лицо?

— Я просил его этого не делать, — ответил Этан. — У нас нет возможностей удержать в узде такое количество репортеров, да они и не любят, когда их в чем-нибудь ограничивают.

— Он остановится, — предсказал Фрик. — Ставлю миллион баксов против ведра коровьего навоза. В каком он лимузине?

— В пятом из семи.

Ворота миновал второй лимузин.

— Он привезет новую подружку, — волновался Фрик.

— Ты с ней отлично поладишь.

— Возможно.

— У тебя есть для этого отличное средство.

— Какое?

— Дирижабль. Фрик просиял.

— Это точно. Появился третий лимузин.

— Главное, помни, о чем мы договорились. Мы никому не рассказываем о… странном.

— Я точно не расскажу, — усмехнулся Фрик. — Не хочу попасть в психушку.

Четвертый лимузин въехал в ворота, пятый остановился, не доехав до них. С такого расстояния, без бинокля, Этан не мог разглядеть, вышел ли Ченнинг Манхейм из лимузина, чтобы покрасоваться перед камерами и очаровать прессу, но тем не менее морально согласился с тем, что должен Фрику ведро коровьего навоза.

— Не похоже на канун Рождества, — заметил Фрик.

— Рождество пройдет как полагается, — заверил его Этан.

В рождественское утро у себя в кабинете Этан вновь прослушал все пятьдесят шесть посланий, которые записал автоответчик линии 24.

До того, как Манхейм и Мин ду Лак вернулись в Палаццо Роспо, Этан переписал все послания с той стороны на CD. Потом стер их из памяти компьютера в белой комнате и убрал эти звонки из общего списка. Так что теперь знал о них только он.

Собственно, и звонили-то именно ему, и никому больше, одно сердце обращалось к другому через вечность.

В некоторых из посланий Ханна решала элементы головоломки маньяка. В других лишь повторяла имя Этана, иногда со страстью, порой — с любовью.

Послание 31 он прокручивал снова и снова. В нем Ханна напоминала, что любила его, и, когда он слушал эти слова, пять лет казались сущим пустяком и даже рак, даже могила не могли их разлучить.

Он открывал коробку с пирожными, оставленную миссис Макби, когда на столе зазвонил телефон.

В рождественское утро Фрик всегда ставил будильник на ранний час. Не потому, что не терпелось посмотреть, а что же ему положили под елку. Просто хотел побыстрее развернуть эти глупые подарки и покончить с этим.

Он знал, что скрывает красивая упаковка: вещи из списка, который он передал миссис Макби пятого декабря. Он всегда получал то, что просил, и всякий раз просил бы все меньше, если б его не предупреждали, что список должен быть не короче предыдущего. Поэтому, спускаясь вниз, он заранее знал, что под елкой его ждет куча дорогого дерьма и никаких сюрпризов.

В это рождественское утро, однако, случилось невероятное. Пока он спал, кто-то прокрался в его комнату и оставил подарок на прикроватном столике, рядом с часами.

Маленькую коробочку, завернутую в белое, перевязанную белой лентой с бантом.

Открытка размерами превосходила коробочку. Подпись отсутствовала, но тот, кто прислал коробочку, написал: «Если он не моргнет, тебя будут ждать великие приключения. Если он не прольет слезы, ты будешь жить долго и счастливо. Если он не заснет, ты вырастешь, каким тебе и хочется».

Эту удивительную записку, такую загадочную, такую многообещающую, Фрик прочитал несколько раз, пытаясь разгадать ее смысл.

Наконец сорвал блестящую оберточную бумагу, снял крышку и обнаружил в коробочке… да, содержимое было под стать записке.

На новенькой золотой цепочке висел медальон, стеклянная сфера, в которой плавал глаз! Ничего подобного в своей жизни Фрик не видел и знал, что не увидит вновь. Сувенир из затерянной Атлантиды, возможно, украшение колдуна, оберег, который носили рыцари Круглого стола, сражаясь за справедливость под защитой Мерлина.

«Если он не моргнет, тебя будут ждать великие приключения».

Глаз не мог моргнуть, нигде и никогда, потому что века у этого глаза не было.

«Если он не прольет слезы, ты будешь жить долго и счастливо».

Никакой слезы, никакой слезы до скончания веков, потому что этот глаз не мог плакать.

«Если он не заснет, ты вырастешь, каким тебе и хочется».

Никакого сна, даже днем на несколько минут, этому глазу суждено оставаться открытым на веки вечные, отдых ему не требовался.

Фрик рассматривал медальон при солнечном свете, под лампой, в луче фонарика, забравшись в темный стенной шкаф.

Изучал через сильное увеличительное стекло, с помощью системы зеркал.

Положил в наружный карман пижамной куртки и понял, что глаз все видит и оттуда.

Зажал в правом кулаке и почувствовал, что мудрый взгляд проникает сквозь тело. Фрик осознал — если сердце его будет чистым, а сам он будет всегда стремиться защищать добро, как и полагается рыцарям, то придет день, когда этот глаз покажет ему будущее, если он захочет увидеть его, и направит на тропу Камелота.

И после того, как в голове Фрика промелькнула тысяча фраз, которые он хотел бы сказать, и девятьсот девяносто девять из них показались неуместными, он положил медальон в коробочку и, не отрывая взгляда от глаза, набрал номер.