Михаил Михеев - Рожденные в огне [litres]

– Нет, это я.

– Жень, ты, что ли? Ну, тогда проходи, не стой на пороге.

Профессор и впрямь нашелся на кухне. И кот, кстати, здесь же. Урча от удовольствия, он с восторгом вгрызался в кусок соленой рыбы, длиной больше него самого. Почему-то кошки вообще обожают не сбалансированный, для них специально разработанный корм, а вот такое вот непонятно что, да вдобавок уже начавшее пованивать. Сам Вассерман тоже занимался рыбой, правда, выглядящей и пахнущей не в пример съедобнее. Длинным тонким ножом он с завидной сноровкой пластал ее на тонкие ломтики. Явно не еда – закуска. На отдельной тарелке неаккуратной горкой уже лежало сало. Конечно, правильному еврею свинину есть вроде как бы и не положено, однако профессору всегда было плевать на подобные тонкости. Евгения представила себе, какой яркости сердечный приступ вызвала бы эта подборка концентрированного холестерина у любого врача-диетолога, и мысленно усмехнулась.

– Пить будешь?

– Я за рулем.

– Ясно. Тогда режь хлеб и начинай превращать закуску в еду.

Интересно, как он понял, что она голодная? Камова пожала плечами, напластала хлеб тонкими, «по-ленинградски», ломтиками, включила чайник. Вассерман прозорливо глянул на нее и внезапно вздохнул:

– Хреново?

– Угу, – Евгения села, откинулась на спинку стула, забросила ноги, обутые в ковбойские сапоги, – любила она самую малость эпатировать окружающих, – на край стола. – Есть немного. Вроде бы и не знала его почти, – а вот поди ж ты. Две недели в себя прийти не могу. Татьяна сегодня улетела…

– У нее пацан будет, – как бы невзначай кивнул Вассерман, усаживаясь напротив и с хрустом срывая колечко с пивной банки, явно реквизированной из студенческих запасов. Евгении предлагать не стал – знал, что она пиво на дух не переносит. Нет привычки – в свое время запрещали врачи, от этой дряни слишком резко скачет внутричерепное давление, а Камовой после трудного детства восстанавливаться пришлось почти до двадцати лет.

– Откуда знаешь? – с деланой небрежностью спросила Евгения, снимая ноги со стола.

– Ты – не единственная моя ученица. Есть среди моих бывших студентов и гинекологи.

– А мне вообще-то казалось…

– Что мне на Кольма плевать? Не то чтоб совсем, но да, так и есть. Он порученец Володьки, не мой. Но я собираю информацию по тем людям, с которыми работаю. А с дядей твоей подруги мне волей-неволей приходится много контачить. Вот и наблюдаю… на всякий случай.

– Циничен, как всегда.

– На том стоим, – Вассерман отхлебнул пива, поморщился и отставил банку в сторону. – Хреново мне, Жень.

– О-па…

Ну да, чтоб неунывающий, никого, кроме матери, не боящийся Вассерман признался в том, что ему плохо… Да еще женщине… Да еще той, которой самой больше всего хочется нажраться, и удерживает лишь понимание того, что водка не спасет, лишь сделает еще хуже…

– Знаешь… – Вассерман подумал, снова взял банку, но при этом ухитрился так ее сжать, что пиво фонтаном выплеснулось ему на руку и на пол. А он ведь пьян, подумала Евгения. Просто умеет держаться. Ай да профессор! А Вассерман посмотрел на мокрую руку так, будто видел ее впервые, спокойно встал, кинул банку в утилизатор, чуть замедленными движениями умылся. Вернулся на свое место, сел, медленно, будто с усилием, сжал руки в кулаки. – Знаешь, я всю жизнь жил так, словно кому-то что-то доказывал. Что не хуже других, а даже лучше. Что могу не меньше остальных, а как бы ни больше. Что все женщины вокруг – мои! А тут… Был человек – нет человека.

– Такое и раньше бывало. Ты сам водил людей в бой.

– Да знаю я, – устало отмахнулся Вассерман. – Все знаю. И водил, и вожу, и сам рискую… Потери случаются – так на то и война, грустить некогда. А тут вдруг зацепило. Наверное, потому, что война такая… растянутая. Бой – а потом пауза в несколько месяцев, когда абсолютно ничего не происходит. Надо было работой себя загрузить до упора, проще бы было. Расслабился, старый осел – и вот результат. Начинаешь думать о том, что и сам мог бы сгореть. Но у этого парнишки хотя бы дети остались.

– Ребенок.

– Дети. Ты думаешь, когда его добрый дядюшка отшил, не нашлось, кому утешить? Х-ха! И правильно он сделал, совершенно правильно. Когда в любой момент скопытиться можешь, надо, чтобы кто-то после тебя остался. А она его и вправду любила… любит. К черту! – Вассерман резко встал. – Короче. Я не хочу оставаться последним в своем роду. И не хочу, чтобы мама все же женила меня на очередной своей пассии. А как только она поймет, что мы натянули ей нос, она снова начнет проводить в жизнь матримониальные планы. Не получилось в лоб – найдет обходной вариант.

– Ты преувеличиваешь…

– Знаешь, чем еврейская мама отличается от арабского террориста? С террористом можно договориться. Найдет. Подсунет мне очередную дуру, одетую в купальник и целлюлит… или только в целлюлит. Или еще что придумает. Слушай, я дурак, да?

– Угу. Старый дурак, запутавшийся, напившийся и пребывающий в глубокой депрессии. Ты мне предложение делать собрался? Ну, так делай. Я согласна.

– Э-э-э…

– А ты думаешь, только еврейские мамы страшнее террористов? Не-ет, профессор, – рассмеялась Евгения. – Ничего-то вы об этой жизни не знаете. Впрочем, это у вас, мужчин, общий недостаток. Так что я согласна. Но при одном условии.

– При каком? – механически спросил все еще пребывающий в легком шоке Вассерман.

– Бороду свою ты все же сбреешь…

Планета Земля. Месяц спустя

– Знаешь, на моей памяти такое впервые, – усмехнулся Кристофер, забросив в рот виноградину.

– Угу. Марка только жалко.

– Не повезло, значит, – безразлично пожал плечами свежеиспеченный военный министр. – Хотя, откровенно говоря, думать надо было. Работать тоньше. И исполнителей подбирать тщательнее.

Оба замолчали, Кристофер – задумчиво обрывая виноградную кисть, а контрразведчик – любуясь вином в бокале из невероятно тонкого стекла, настолько прозрачного, что, казалось, жидкость цвета свежей крови висит в воздухе сама по себе. Действительно, Марку не повезло – ну так ведь и не может везти всем, и успешный результат никто не гарантировал. Каждый знал, на что идет. Марку не повезло… зато у них все сложилось так, как и планировалось.

Кристофер теперь большая шишка. Вообще большая, военный министр. В кои-то веки военный министр – профессионал, а не политически выверенная и устраивающая всех фигура, неспособная шевельнуться, не проконсультировавшись с миллионом заинтересованных сторон. И не замшелый пень со знаниями и навыками уровня позапрошлого века.

Его компаньон формально в табели о рангах не поднялся. Но то – формально. Зато реальное его влияние увеличилось практически до абсолютного. Новый глава контрразведки был как раз из «удобных», политик и ни разу не профессионал. Что ценно, понимающий расклады и вполне согласный на почести и славу взамен на представительские функции, когда другие выполняют реальную работу. Что же, далеко не худший вариант начальника…