Михаил Михеев - Рожденные в огне [litres]

На фоне этого коронация прошла как-то совсем уже просто и естественно. Народному герою и победителю, давшему планете долгожданную независимость (а пропагандистская машина, развернувшись во всю мощь, позиционировала Александрова именно так), сейчас простили бы, даже объяви он себя Богом. Ну хочет человек выделиться – имеет на это право. В конце концов, он и впрямь спас планету. Недовольные, конечно, имеются всегда, особенно из среды либеральной интеллигенции и помешанного на собственной значимости молодняка, однако на фоне восторгов их голоса были не слышны.

Верховный Совет, тщательно обработанный за последние месяцы Громовой и ее лихой командой, тоже проголосовал по вопросу изменения конституции так, как нужно. Еще бы им не проголосовать – живо сообразили, что стабильности при императоре будет куда больше, чем при военном диктаторе. Который, к слову, просто обязан цепляться за власть и на основании этого развешивать по фонарям недовольных. Монарх же теоретически все уже получил, ему нужнее стабильность, а стало быть, и свои дела им, сенаторам, проворачивать окажется несложно. Достаточно лишь соблюдать правила игры… Наивные, как же они ошибались!

Вот только ничуть не меньше, как оказалось, ошибался и сам Александров. Нет, умом-то он изначально понимал, что если хочет не только царствовать, но и править (а иного варианта адмирал даже не рассматривал), то работать придется очень много, вникая в такие дебри, о которых ранее и представления-то не имел. Умом… Сейчас это пробрало его уже до самых печенок. За красивым титулом скрывался поистине каторжный труд.

– Все трудишься?

– Ага, – свежеиспеченный император воспользовался поводом откинуться на спинку кресла, чтобы с удовольствием понаблюдать за женой. Ну да, Ирина, в девичестве Николаева, а ныне Александрова, полноправная супруга, императрица… А что тут такого? Первое глобальное дело, которое сделал Александров, напялив корону, это женился. Просто потому, что хорошо понимал: не сделает сейчас – не сумеет никогда. Государственные интересы заставят выбрать какого-нибудь крокодила из числа тех, что будут полезны трону. Но, пока желающие подложить ему дочек-племянниц хлопали ушами, он закрыл вопрос раз и навсегда. И пусть скрипят зубами, сколько влезет…

Да уж, смотреть на их перекошенные рожи было приятно. Это даже стоило легкого мандража, который испытывал Александров в тот момент – все же у него имелся уже немалый и чертовски неудачный опыт семейной жизни. Но – плевать, основывая династию, всегда рискуешь. И если нашел не просто красивую женщину, но соратницу и единомышленницу, держись ее. Во всяком случае, этим словам матери, вынырнувшей тогда из омута апатии, Александров предпочел верить.

Хотя, конечно, Громову тогда немного перекосило. Женщина, не без основания считающая себя стратегом и объединяющей силой сбившихся вокруг Александрова «серьезных людей», такой мальчишеской выходки не ожидала. Что же, придется ей привыкать к тому, что дело она имеет с сильными, привыкшими самостоятельно принимать решения мужчинами. И роль кукловода, которую она наверняка уже примеряла, ей не светит. Одной из ближайших соратниц, даже советников, быть можно, но роль серого кардинала помимо мантии требует реальных рычагов давления, а вот их-то у Громовой и не было. Ибо, пока за императора горой стоит армия, он вполне может обломать любой рычаг, небрежно скомандовав: «Фойер!»

Жаль только, порученца больше нет. Человека, которому можно поручить задачу любой степени деликатности, еще найди, попробуй. Нет, людей, которым он доверяет, хватает. Но не все можно поручать фон Корфу, идеалисту, готовому на все ради родной планеты, но категорически не приемлющему политические дрязги в любом варианте. Или Вассерману – тот не идеалист, но тоже имеет собственные моральные ограничения. Да и к тому же у него сейчас затянувшийся медовый месяц. Вот уж кто может поступать, как считает нужным, и строить семью, не оглядываясь на государственные интересы. Хотя, по слухам, с матерью рассорился в хлам. Придется их еще мирить как-то…

– Ты имей в виду, тебя сейчас прервут.

– И кто посмеет?

– Ну, могу я, – Ирина, подойдя к креслу, взъерошила мужу волосы. – Но-но, твое величество, не тяните ко мне свои загребущие лапы, а то закричу. Ай! Руки прочь, я сказала! Увы, на самом деле, все прозаичнее. Пришел твой… гм… товарищ.

– Игорь или Славка?

– Нет, все гораздо печальнее. Француз. И, кажется, не в настроении. Впрочем, это его естественное состояние.

– Лурье? – Александров удивился. Вроде бы не вызывал, а просто так, на огонек, контр-адмирал не заскакивал. У них отношения были исключительно рабочие, да и вообще, Лурье особо ни с кем так и не сблизился. Кроме разве что Корфа, или, если уж говорить совсем точно, с его сестрой. Хотя, конечно, ясно, зачем он пришел. Стало быть, предстоит разговор и, скорее всего, не из легких. – Ну, тащи его сюда.

– Хорошо. Имей в виду, я сейчас улетаю.

– Это куда еще?

– На «Севастополь». Наши умники с верфей опять что-то наворотили. Так что обедай без меня, дай бог, к ужину разгребусь.

– Хорошо, волчица ты моя космическая. Только смотри, не заночуй там от полноты впечатлений.

– Посмотрим на ваше поведение, – хихикнула Ирина и выпорхнула за дверь. Александров вздохнул, встал, шевельнул чуть затекшими плечами. Что же, перерыв – значит, перерыв. Стоит хотя бы моментом воспользоваться.

Когда Лурье вошел в кабинет, то застал классическую картину «Утомленный чиновник отдыхает от забот». Одно исключение – помещение выглядело на редкость небольшим и скромным. За два с лишним десятилетия службы Александров привык к тесноте звездолетов и, хотя и не приобрел боязни открытого пространства, куда уютнее чувствовал себя в небольших помещениях. Да и к роскоши он относился без особого пиетета, считая более важной функциональность.

– А, Поль? – Александров отвлекся на миг от газеты, сделал глоток кофе из огромной, ни разу не элегантной кружки с каким-то смешным рисунком. – Заходи, присаживайся. Наливай себе сам, что хочешь.

Лурье философски пожал плечами, налил себе темного до черноты напитка, благо чайник и банка с кофе по-простецки располагались тут же, на столике в углу, и, подумав, соорудил гигантский бутерброд, экспроприировав сразу половину палки колбасы. Редкостного деликатеса на крупных планетах Конфедерации и дешевой обыденности здесь. Александров, видя это, одобрительно кивнул и потряс в воздухе газетой. Явно не центральной, а каким-то бульварным листком.

– Видал, что про нас пишут? Сатрапы, душители свобод, узурпаторы…

– Неподцензурная пресса – зло, – философски отозвался Лурье и вгрызся в свое противоречащее всем диетическим канонам сооружение. Александров только отмахнулся в ответ: