Павел Корнев - Ревенант

Уве принесли за полночь. Когда слуга не явился к ужину, я воспринял это как должное и беспокоиться не стал. Втроем мы расправились с котелком гороховой похлебки со свиными ребрышками, краюхой свежего хлеба и рыбным пирогом, а после разошлись по комнатам. Марта попыталась было пристать с расспросами касательно той «стервы из книжного дома», но я потакать женскому любопытству не стал и волевым решением перевел наше общение в куда более приятную плоскость. Именно поэтому, когда снизу донесся решительный стук во входную дверь, мы еще не спали и спустились на первый этаж быстрее с трудом продравшего глаза маэстро Салазара.

Ватага едва державшихся на ногах школяров под непрерывные охи и ахи хозяина втащила мертвецки пьяного Уве в общий зал, бросила его на пол и спешно ретировалась. Пришлось мне на пару с Микаэлем поднимать на второй этаж и грузить на кровать собственного слугу.

Впрочем, утром наши усилия были вознаграждены сполна: очень уж потешно смущался Уве, выслушивая изрядно приукрашенный рассказ о своем водворении в пивную. При этом клятвенно заверять, что подобного больше никогда не повторится, он не спешил и с мрачным видом хлебал сырую воду, а после и вовсе отозвал меня в сторону.

— Магистр… — неуверенно промямлил школяр и умолк, упорно не отрывая опущенного взгляда от ботинок.

— Если хочешь извиниться за вчерашнее, не утруждайся. Все понимаю, дело молодое.

— Нет! — спешно произнес слуга. — То есть да. Я приношу свои извинения, но дело не в этом. Магистр! — Уве собрался с решимостью, поднял голову и выпалил: — Мне хочется остаться в Мархофе!

А мне захотелось отвесить юнцу крепкую затрещину.

— Дай угадаю, — вздохнул я, придержав уже дернувшуюся для замаха руку, — встретил сеньориту Лорелей?

Уве молча насупился, и я покачал головой.

— Неужто фру Эмма не затмила своими прелестями графскую дочку?

При упоминании об интрижке с вдовой мясника юнец покраснел до корней волос и с нескрываемым возмущением выпалил:

— Это совсем другое! У меня чувства! — Затем Уве вновь ссутулился и попросил: — Можно мне остаться, магистр?

Я только руками развел.

— Ты свободный человек, Уве! Волен делать что хочешь, не спрашивая ни у кого разрешения. Если речь об университетском долге, то уверяю — ты отработал его сполна.

Школяр неуверенно передернул плечами.

— Я хочу остаться на службе во Вселенской комиссии. Вы попросите за меня у магистра Риперторпа?

— Уве-Уве, — вздохнул я с нескрываемым сожалением. — Хочешь знать, что будет дальше? А дальше все будет печально. Следующую дюжину лет ты проведешь обычным клерком на побегушках магистров-надзирающих, и едва ли тебя повысят, когда кто-нибудь из них выйдет в отставку. Но даже если повысят — рядовой магистр для людей вроде графа Розена все равно что бродяга. А главой отделения без связей тебе не стать. Есть у тебя влиятельная родня, Уве?

Слуга покачал головой.

— Вообще родни нет, — убито произнес он.

— И ты хочешь всю жизнь наблюдать за сеньоритой Лорелей без малейшей надежды на взаимность?

Школяр запустил пальцы в и без того взлохмаченные волосы, но сразу поймал себя на этом, пригладил вихры и сказал:

— Дело не только в Лорелей, магистр. Не сочтите трусом, но меня пугает то, чем вы занимаетесь. Для вас не писаны законы, я так не могу.

Я кивнул, принимая довод слуги.

— Это аргумент, Уве. Вот это — аргумент. Но оставить тебя гнить в этой дыре… Давай так: в Ренмеле я дам тебе наилучшие рекомендации и пристрою к кому-нибудь из знакомых магистров. За пару лет выслужишься до эксперта, а там, если не одумаешься, попросишь перевода в Мархоф. Но помяни мое слово — ты одумаешься. Ренмель — столица цивилизованного мира. Оттуда никто так просто не уезжает.

Уве даже прикусил губу, напряженно обдумывая мое предложение. Школяра обуревали столь явственные сомнения, что я буквально слышал, как скрежещут в его голове противоречивые желания. Не выдержав умственного напряжения, слуга принялся вышагивать кругами по комнате и что-то бормотать себе под нос, беззвучно шевеля губами.

Я его с решением не торопил и оказался прав.

— Хорошо, магистр! — сдался в итоге Уве. — Поступим по-вашему!

Заглянувший в комнату маэстро Салазар взболтал остававшееся на дне кувшина вино и протянул сосуд школяру, тот вмиг сравнялся цветом с простоквашей и убежал на задний двор.

— Молодо-зелено! — презрительно фыркнул бретер и приложился к обколотому горлышку.

— Не спаивай мне слугу! — пригрозил я пальцем.

— О чем шла речь? — поинтересовался маэстро Салазар. — Он не слишком-то походил на кающегося грешника.

Я вкратце поведал содержание беседы, и Микаэль рассмеялся.

— Ты пообещал ему протекцию? Филипп, ты в опале!

— Это не значит, что у меня не осталось друзей, — резко возразил я, подумал и добавил: — Которые откажутся помочь… неофициально. И неужели ты действительно полагаешь, что лучше оставить мальчишку здесь?

Маэстро Салазар враз перестал скалиться и в кои-то веки ответил совершенно серьезно и без малейшего намека на сарказм или ерничество:

— Ты все сделал правильно, Филипп. С тем же успехом можно бросить ягненка в лесу. В этом захолустье Уве не светит ничего хорошего. — Бретер вздохнул и покачал головой. — Только и с нами спокойной жизни ему не видать…

На встречу с епископом декан Келер отправился в университетской карете, так что до Кларна я добрался с максимальными удобствами. Моим спутникам пришлось ехать верхом, и если Микаэль и Марта никаких особенных неудобств в дороге не испытали, то Уве пришлось нелегко. Я переоценил устойчивость молодого организма к алкоголю: неплохо держался поутру школяр лишь в силу того обстоятельства, что еще не успел толком протрезветь, а вот дальше на него навалилось жутчайшее похмелье. Пришлось оставить его с Мартой в таверне неподалеку от резиденции епископа.

Та, надо сказать, сейчас явственно напоминала крепость в ожидании вражеского штурма. По соседним улочкам прохаживались крепкие парни, хоть и в цивильном платье, но со слишком уж цепкими взглядами, а на перекрестках помимо городских стражников отирались наемники в бело-зеленых плащах. У взъезда на этот раз и вовсе расположилась дюжина вооруженных до зубов ландскнехтов, во дворе кроме десятка арбалетчиков и пятерки мушкетеров обнаружилось двухфунтовое орудие с полным расчетом при нем.

И еще — магическая завеса. Сотканный из эфирных нитей незримый полог полностью отгораживал резиденцию епископа от прилегающих улиц; никто не мог пробраться внутрь, не дав знать об этом дежурившим в здании монахам. Когда после короткого разговора с капралом ландскнехтов мы прошли во двор, то словно паутину прорвали. Чары облепили с головы до ног, а после сгинули, и все бы ничего, но при этом явственно дрогнул саквояж.