Павел Корнев - Рутинер

— Выжечь мерзопакостное гнездо язычников! — вопил он, потрясая над головой кулаками. — Веками мы попустительствовали солнцепоклонникам, уверяя себя, что нас не касаются творимые на далеком юге кровавые обряды! И теперь пожинаем плоды собственной беспечности! Знания идут во благо, лишь когда подпитывают огонь веры, а не гасят его. Теперь же порок дает всходы в душах молодежи и развращает тех, кто ставит учебу выше духовного развития! Множатся секты, льется кровь во славу лживого культа солнца! В дом наш пришла беда!

Было предельно ясно, что монах нищенствующего ордена святого Матиса вдалбливает в умы слушателей мысль о необходимости очистительного похода на Арбес, так что я развернулся и зашагал прочь. На ходу обернулся к Микаэлю и спросил:

— Хочешь знать, что происходит?

— Имею такое желание, — подтвердил бретер.

— Тогда давай найдем местечко потише и возьмем вина. Есть что обсудить.

Против такого предложение маэстро Салазар устоять не смог и махнул рукой:

— Идем!

Когда три четверти часа и кувшин вина спустя мы покинули небольшую таверну и зашагали к Великому мосту, людей на улицах нисколько не убавилось, если не стало больше. Дневная жара наконец спала, и обыватели неспешно прогуливались по бульварам и площадям, обсуждали последние новости, ужинали за выставленными на улицу столиками, набивались в винные кабаки и кофейни. Отовсюду доносилась музыка, в темных переулках мелькали тени и слышался женский смех. Зимой все было не так, зимой к этому времени Ренмель уже забывался беспокойной полудремой, но летние вечера тянулись долго, а в День явления силы многие и вовсе не ложились спать до самого утра.

Маэстро Салазар бдительно поглядывал по сторонам и не убирал ладонь с рукояти шпаги, нас гуляки задевать плечами не рисковали и обходили стороной.

— Одного понять не могу, — сказал Микаэль, когда мы повернули на пустынную набережную канала, уходившего к реке. — Что связывает тебя с Канцелярией высшего провидения? Почему они сочли возможным обратиться к тебе? Пусть даже ты с того берега реки, но ведь там не жалуют ритуалистов!

Подобный вопрос не удивил, и ответил я без неуместных пауз:

— Я образец раскаяния, если ты забыл. Ангельская печать на моей спине тому порука.

Бретер только хмыкнул:

— А помогать ты собрался догматикам, потому что…

— Мой отец епископ Ренард прежде был большим человеком в Сияющих Чертогах, но сейчас в опале. Я не смогу встретиться с ним, кроме как оказав услугу канцелярии.

— Оно того стоит?

Я кивнул:

— Встреча с отцом, деньги, содействие догматиков в решении кое-каких наших проблем. Не переживай, внакладе мы не останемся. А еще кто-то уничтожает святые места. Об этом тоже не стоит забывать. Этих людей надо найти.

Маэстро Салазар только фыркнул:

— Филипп, ты излишне религиозен для просвещенного человека.

— Одно другому не мешает, — усмехнулся я. — Не забывай, что все учащиеся и лекторы теологических факультетов — духовные лица, а церковь содержит едва ли не треть университетов. За счет епископских пребенд живет превеликое множество профессоров.

— Дело не в этом, — отмахнулся Микаэль. — Дело в том, что работать на догматиков опасно для жизни. Доводилось мне лицезреть агентов канцелярии после допроса с пристрастием. В Лаваре кровью и пытками никого было не удивить, но тогда проняло даже меня. — Он на миг умолк, затем продекламировал:

— Мы уже сунулись куда не следует! — резонно возразил я. — Есть предположения, кто пытался меня убить?

Микаэль только головой покачал:

— Примерно за час до твоего возвращения на площадь заявились полдюжины головорезов. Двое остались попивать вино в соседней таверне, остальные перекрыли выходы с площади — по человеку на переулок. Трое на одного — шансов у тебя не было даже с пистолями.

Я выругался и ускорил шаг. Впереди замаячил мост, мы свернули на боковую улочку и спустились к воде. Там обнаружилась пристань с лодками и баркасами, горел костер, от подвешенного над ним котла расходился одуряющий аромат глинтвейна. Рядом на огне жарили рыбу и колбаски, дальше высились какие-то загородки, тянулись приземистые строения складов и даже горбился двухэтажный домишко. И все это — под мостом.

Рябой лодочник сразу приметил нас и помахал рукой, спешно осушил кружку, вернул ее собиравшему за выпивку деньги оборванцу и поспешил к своему утлому суденышку. Мы двинулись следом.

Обратный путь занял куда меньше времени, да иначе и быть не могло — все же плыли по течению, а не против. Правда, ветер усилился и волна хлестко била в борт, но на скорости лодки это никак не сказывалось. Наоборот, гребец только шибче работал веслом, спеша добраться до пристани, прежде чем на город накатит идущий с востока грозовой фронт. И успел. Когда лодка причалила к пристани, на том берегу Рейга уже вовсю полыхали разряды молний, но до нас непогода еще не добралась, мокнуть под дождем не пришлось.

Только перешли через мостовую и направились к таверне, на веранде которой пили и ели окрестные обитатели, из переулка выдвинулась худенькая фигурка. Микаэль дернул меня назад, а сам загородил от возможной опасности, но встревожился напрасно, это оказалась вновь нарядившаяся в мужское платье Марта.

— Ты чего здесь делаешь? — опешил я. — Только не говори, что сбежала!

— Не сбежала, — ответила ведьма и поджала тонкие бледные губы, но все же соизволила пояснить: — Узнала у мастера Эстебана, где вы остановились, и пришла ночевать. Ты ведь не против, Филипп?

Маэстро Салазар рассмеялся, покачал головой и сказал:

— Пойду напьюсь, а то вы своим воркованием спать не дадите!

Он протолкался через кучковавшихся у входа выпивох и скрылся в таверне, а Марта удивленно захлопала глазами.

— Только не говори, что вы сняли одну комнату на двоих! — забеспокоилась она.

— Брось! — усмехнулся я и обнял девчонку за плечи. — Маэстро жалуется, что мы скрипом кровати будим его, даже когда останавливаемся не в соседних комнатах, а просто на одном этаже!

— Да он вливает в себя столько вина, что его и пушкой не поднимешь! — фыркнула ведьма и шагнула было к входу в таверну, но я придержал ее и потянул к черному ходу, благо в апартаменты можно было подняться напрямую по задней лестнице. Приводить к себе столь сомнительного гостя на глазах завсегдатаев и обслуги мне по понятным причинам не хотелось.

На задворках таверны пахло застарелой мочой; выданный управляющим ключ с трудом открыл заржавелый замок, а рассохшиеся ступени немилосердно скрипели. Настолько немилосердно, что это обстоятельство неминуемо свело бы на нет любую попытку незаметно подкрасться к дверям наших апартаментов.