Павел Корнев - Рутинер

В комнате я первым делом запалил светильник, а Марта встала у окна, начала одну за другой расстегивать пуговицы и сказала:

— Красиво.

Я подошел и понял, что она имеет в виду наползавшие с того берега черные грозовые тучи и срывавшиеся с них всполохи молний.

— Есть хочешь?

— Нет, меня покормили, — ответила ведьма, а когда я стянул с ее худеньких плеч сорочку, запрокинула голову и уставилась своими льдисто-серыми глазами. — Соскучился по мне?

— Немного, — улыбнулся я и подтолкнул девчонку к широкой кровати. — Но с каждой минутой это чувство усиливается.

— Тебе нельзя верить, Филипп! — рассмеялась Марта, уселась на перину и начала разуваться.

— Никому нельзя верить в наше время, — спокойно заметил я и тоже начал раздеваться. — Ибо сказано: «Верьте не словам их, но делам».

Девчонка вылезла из штанов и одобрительно рассмеялась:

— Тогда иди и покажи, насколько ты соскучился.

За мной дело не стало, а после мы лежали в обнимку и смотрели на вспышки молний за окном, слушали шум дождя, ощущали, как дрожит под порывами резкого ветра верхний этаж таверны.

— Как прошел день? — спросил я и зевнул.

— Лечила чирей, — сообщила Марта и недовольно фыркнула. — Пришлось резать и только потом заживлять. Могла и сразу, но Эстебан сказал, что сначала все надо хорошенько вычистить.

Я подозревал, что за хирургическую операцию лекарь смог содрать с пациента куда больше денег, чем за невнятное исцеление руками, но обеспокоило другое.

— Подожди-подожди! — нахмурился я. — Какое исцеление? У тебя же нет патента!

— Не волнуйся, Эстебан сделал вид, будто лечит сам, а я только ассистирую.

— Да не в этом дело! Ты зачем ему о способностях рассказала?!

Девчонка захлопала ресницами, в льдисто-серых глазах мелькнуло непонимание.

— Но ты ведь… Филипп, ты ведь сам меня к нему привел! Он начал спрашивать, что именно умею, ну и вот…

Ангелы небесные! Ну за что мне все это?!

— Ты должна была практиковаться в медицине! — объявил я. — Травы, примочки, пиявки, порошки. Плюс хирургия. Но не более того!

— Я не подумала! — сказала ведьма и надулась, потом добавила: — Филипп, он же учит меня! Понимаешь? Учит!

Только и оставалось, что махнуть рукой.

— Ладно, чем займешься завтра?

Марта страдальчески поморщилась:

— Буду штудировать медицинские труды и помогать Эстебану с пациентами, да еще Уве наверняка заставит заниматься арифметикой и чистописанием. — Девчонка перевернулась на бок. — Филипп, а так уж мне надо ехать в университет? Я не хочу!

— Желания ведьмы без патента не стоят и выеденного яйца. Желания истинного мага с патентом можно отливать из чистого золота.

— Ну ладно, — вздохнула Марта и размеренно засопела; как видно, уснула.

Я с минуту лежал и глядел в темный потолок, потом моргнул, и сознание мягко и незаметно растворилось в шуме шуршавшего по крыше дождя.

Проснулся на рассвете уже один — Марта умудрилась собраться и выскользнуть из комнаты, меня при этом не потревожив. Я напился из стоявшего на столе кувшина, достал из-под кровати ночной горшок и облегчился, а после, сообразуясь с местными обычаями, выплеснул его содержимое в окно. Холодно не было, но голым расхаживать по комнате не хотелось, поэтому натянул ночную сорочку и уже в ней оттянул в сторону тканый коврик и принялся ползать на карачках, осматривая половицы и в особенности — щели между ними. Доски были на редкость плотно подогнаны друг к другу, в зазоры с трудом просовывалось даже лезвие ножа.

Меня это обстоятельство откровенно порадовало, я отыскал в своих пожитках кусок мела и вычертил на половицах круг — основу схемы святого Варфоломея. Одним лишь этим не удовлетворился, еще накрошил немного известняка в ступку, добавил воды и растер содержимое пестиком до состояния жидкой кашицы. Получившимся составом дополнительно промазал щели между досками, дабы во внешнем контуре схемы уже точно не осталось изъянов, и только после этого принялся выводить магические формулы и символы, признанные запечатать эфирное поле и не допустить никаких выплесков силы вовне.

Это Ренмель, столица просвещенного мира. Здесь проживает превеликое множество колдунов и тех, кто за ними приглядывает, по долгу службы или в силу убеждений — не важно. Если возьмусь упражняться в тайных искусствах, не приняв должных мер предосторожности, колебания незримой стихии точно не останутся незамеченными, и рано или поздно в гости пожалуют коллеги, а то и кто похуже. И едва ли я сумею объяснить, каким образом практикую магию с ангельской печатью на спине. Возникнут вопросы, одно потянет за собой другое, а там и до клетки, которую опускают с моста в воды Рейга, недалеко. Не хотелось бы.

Но и не оттачивать своих навыков в обращении с волшебной палочкой я тоже уже не мог. Это был мой тайный козырь, это было… мое призвание. Пусть я и сумел заставить себя на несколько лет позабыть об управлении эфиром, но магия течет по крови любого колдуна, никому не под силу отказаться от нее навсегда. Это как вино и даже хуже. Только прикоснись и пропал.

Я колдун, пусть ущербный, но все же колдун. И всегда буду им оставаться. Всегда!

С волшебной палочкой в руке я шагнул в центр круга святого Варфоломея и на какое-то время неподвижно замер, размеренно дыша и неспешно погружая сознание в транс. Потом толкнулся волей в эфирное поле, оценил его сопротивление и окончательно убедился, что схема построена должным образом. Тогда начал прокачивать через тело силу, ощутил неприятную ломоту в кончиках пальцев левой руки, но продолжал, пока жжение не распространилось на всю кисть. Тогда покрепче стиснул волшебную палочку, сделал выпад, завил спираль, рубанул и сплел несколько не слишком сложных узлов.

Жезл явственно нагрелся и стал липнуть к пальцам, но болезненные ощущения стихли далеко не сразу, и кожу долго еще жгли укусы призрачных ос; концентрации это мешало просто безмерно. Как бы то ни было, я восстановил в памяти большинство основных связок и начал отрабатывать их, раз за разом возвращаясь в исходное положение и тасуя комбинации плетений и узлов.

Отдаленно это напоминало фехтовальный бой с тенью, и заглянувший в комнату маэстро Салазар какое-то время одобрительно следил налитыми кровью глазами за моими упражнениями, затем хрипло откашлялся и спросил:

— Одного понять не могу, Филипп, — что помешало тебе воспользоваться магией вчера?

Я ничего не ответил и завершил очередную связку, затем медленно шагнул за пределы круга, буквально физически ощутив, как его незримый полог пробежался неприятным давлением по коже и удержал внутри схемы излишки захваченного мной эфира.

Накатило мимолетное головокружение, я кинул волшебную палочку на кровать и вышел в небольшой закуток прихожей, подставил ладони под рукомойник и умылся; тогда окончательно стихла ломота в левой руке. Микаэль продолжал ждать ответа, пришлось с деланой беспечностью усмехнуться: