Павел Корнев - Рутинер

На этот раз, наученный горьким опытом, визитом в канцелярию я не ограничился и отправился на прием к вице-канцлеру вон Сидхарну, который курировал деятельность магистров-расследующих, но этот вздорный толстяк ничего даже слушать не стал, только посоветовал не валять дурака, а сразу тащить, как он выразился, «свой тощий зад» к председателю дисциплинарного совета.

— Беги, вон Черен! Беги! — прозвучало напоследок. — У всех, чье мнение имеет здесь мало-мальское значение, одно упоминание твоего имени уже вызывает изжогу! И я не исключение. Беги!

Это «беги» прозвучало на редкость красноречиво, и все же я не воспринял его руководством к действию. Сбежать из Ренмеля не имелось никакой возможности, а бежать на поклон к высокому руководству было попросту несолидно. Посему я поблагодарил вице-канцлера за совет и без всякой спешки отправился на прием к председателю дисциплинарного совета Гуго Раниту. Прозвища Молот этот вечно хмурый отпрыск старейшины кузнечного цеха нисколько не стеснялся, и если и не бравировал им, то никому не давал о нем забыть. Карьеры проштрафившихся магистров он ломал без всяких сомнений и сожалений.

Пока шел в другое крыло особняка, пытался завязывать разговоры с коллегами и в результате пришел к неутешительному для себя выводу, что положение мое не очень хорошо. Когда люди начинают ссыпаться на неотложные дела, даже не выспросив последних новостей, это верный признак черной метки. Будто чумной корабль в гавань вошел, от экипажа которого любому здравомыслящему человеку стоит держаться подальше. Да еще какими-то слишком взвинченными были собеседники. Ощущалась некая подспудная нервозность, чего одним лишь дурным настроением руководства было никак не объяснить.

В приемной председателя дисциплинарного совета пришлось просидеть немногим более часа, но не могу сказать, что мое появление было попросту проигнорировано. Секретарь без промедления занес вице-канцлеру подорожную, а по возвращении принялся раздавать указания клеркам. Один из них вскоре приволок из архива личное дело, что поручили остальным, оставалось только догадываться.

От приемной кабинет вице-канцлера отделял небольшой тамбур с двойной дверью, а само обиталище Молота оказалось неожиданно просторным и светлым, с двумя высоченными арочными проемами окон. Помещение было угловым, с напоминавшим кузнечную топку камином, а каменную кладку стен не закрывали ни деревянные панели, ни портьеры и занавеси. Мебель представляли несколько нарочито солидных шкафов, сколоченных из досок мореного дуба, и пара столов им под стать, составленных друг к другу в виде буквы «Т» или, если угодно, молота.

Позади хозяина кабинета висели герб Вселенской комиссии по этике, портрет светлейшего государя и каноничное изображение Пророка, а Гуго Ранит восседал в кресле просто монументальных размеров. Да он и сам был человеком немаленьким. Ростом с меня, но заметно шире в плечах и куда более плотного сложения. Ладони-лопаты так и вовсе казались привычными скорее к тому самому кузнечному молоту, нежели к перу, но почерк у него при этом был вполне разборчивым и очень ровным; доводилось резолюции читывать. Мрачное и тяжелое лицо целиком и полностью соответствовало массивной фигуре, уголки мясистого рта неизменно кривились вниз, да еще сеньор Ранит коротко стригся, а париков не терпел, и оттого вид имел брутальный и даже угрожающий.

Молот преимущественно, если не сказать — вечно, пребывал в угрюмом расположении духа, и тот факт, что мое появление его откровенно порадовало, не сулил ровным счетом ничего хорошего.

— Магистр вон Черен! — Вице-канцлер растянул уголки рта в пугающей своей неискренностью улыбке и предложил: — Присаживайтесь, дорогой Филипп! Присаживайтесь!

Я попытался занять крайний из приставленных к столу стульев, но хозяин кабинета велел садиться ближе. После он выложил перед собой пухлую папку с бумагами и сообщил:

— Мы совсем вас заждались! Боялись, не приключилось ли по дороге несчастье. Это бы чрезвычайно всех нас опечалило. Просто безмерно.

Всех нас? Ангелы небесные! Тут поневоле начнешь жалеть, что не послушал нытья Микаэля и не ударился в бега!

— Меня задержали обстоятельства непреодолимой силы, — нейтрально заметил я.

— Наслышан-наслышан! — хохотнул Гуго Ранит и похлопал своей здоровенной ладонью по папке с бумагами. — В деталях ознакомлен!

Окончательно сделалось не по себе, но на теплый прием надежды не было изначально, поэтому я взял себя в руки, откинулся на мягкую спинку стула и поправил ножны со шпагой.

— Это многое упрощает, — сказал, чтобы хоть что-то сказать.

— Это упрощает решительно все, — согласился вице-канцлер. — Вот только не для вас, магистр. Вы, такое впечатление, поставили перед собой задачу насолить всем и вся. Более того — преуспели в этом! И теперь все и вся жаждут вашей крови.

— Да неужели? Если…

Гуго Ранит не стал меня слушать, раскрыл папку и выложил из нее лист с красной отметиной затейливой печати.

— Поступило требование о вашей… — он взглянул на письмо, словно желал убедиться, правильно ли запомнил сложное слово, — экстрадиции в великое герцогство Сваами. Основанием служит обвинение в убийстве маркиза Альминца, кузене владетеля тех мест! Каково, а?

— Облыжное обвинение, спешу заметить, — быстро вставил я. — Моя позиция была изложена…

— Ну разумеется, была! — фыркнул вице-канцлер. — И была сочтена достаточно убедительной, только поэтому вас и не заковали в кандалы сразу по прибытии в империю! Но окончательно еще ничего не решено, не обольщайтесь!

У меня неприятно засосало под ложечкой, а хозяин кабинета не преминул подлить масла в огонь.

— Второе! — объявил он и выложил на стол очередное письмо. — Братство святого Луки требует… — замечу — не просит, а именно требует! — дать им возможность допросить вас в связи со смертью в Регенмере двух монахов. Что скажете на это, магистр?

Известие оказалось не слишком приятным, но вполне ожидаемым, так что я лишь пожал плечами:

— Готов ответить на вопросы братства в любое… удобное для меня время.

Гуго Ранит озадаченно прищурился. Он явно ожидал криков о правах научного сословия и напоминаний об иммунитете магистров Вселенской комиссии к преследованию со стороны церкви, а потому сдержанность моей реакции поставила его в тупик.

— Ну что ж, одной заботой меньше, — выдал председатель дисциплинарного совета после явственной заминки и достал из папки следующее письмо. — А вот еще епископ Вим заявляет о вашей причастности к убийству почтенного книготорговца и двух его слуг. Просит поспособствовать вашему возвращению в Кларн для установления всех обстоятельств дела. Боюсь, просьбу курфюрста будет проигнорировать не так-то просто.