Павел Корнев - Рутинер

Мне осталось только руками развести, поскольку сам пришел ровно к тем же выводам, что и вице-канцлер.

— А что насчет Мархофа? Епископ Вим и Гепард — чем вы так задели их?

Я сглотнул ставшую вязкой слюну и спешно отпил чая, потом повторил уже сказанное ранее:

— Мне нужно время, чтобы все осмыслить. И хорошо бы получить доступ к досье Эгхарта Новица, обвиняемого по тому делу. Некоторые предположения следует высказывать, только имея на руках подтверждение своих слов.

Я сильно рисковал, не спеша раскрывать карты, но было бы в высшей степени самонадеянно полагать Гуго Ранита своим союзником. Оставалось лишь гадать, каким образом он отреагирует на сообщение о некоей предосудительной связи другого вице-канцлера с орденом Герхарда-чудотворца. Как бы не наломал дров и попутно не сломал меня самого.

Хозяин кабинета отвернулся от окна и предупредил:

— Если сумеете решить свои разногласия с братством святого Луки, я со своей стороны приложу все усилия, дабы убедить канцлера не торопиться с принятием решения на ваш счет. И не затягивайте с этим, братья должны отозвать претензии не позднее завтрашнего полудня.

Я склонил голову, благодаря собеседника за столь взвешенное решение.

— Также я истребую из архива досье Новица, — объявил тот. — Просмотрите его завтра.

О Фальберте Бинштайнере и ложе Скарабея вице-канцлер больше не обмолвился ни словом, и такая сдержанность заставила меня теряться в догадках. Но, как бы то ни было, аудиенция точно подошла к концу, и я поспешно поднялся из-за стола.

— Где вы остановились, магистр? — спросил Молот напоследок.

— Северная набережная, комнаты над таверной «Счастливый штурвал».

— Жду вас завтра в полдень! — напутствовал меня Гуго Ранит и небрежно повел рукой с зажатой в пальцах фарфоровой чашечкой. — А покуда свободны.

Я еще раз коротко поклонился и поспешил к выходу.

— И не опаздывайте! — прозвучало в спину.

— Не имею такого обыкновения, — уверил я и покинул кабинет, но так просто меня не отпустили.

В приемной секретарь потребовал сдать подорожную и служебные документы, и хоть звоночек был совсем уж нехороший, я спорить и возмущаться не стал, молча выложил на стол бумаги и отправился восвояси. Мелькнула, правда, мысль навести перед уходом справки касательно куратора убитого педеля, но сейчас требовалось во что бы то ни стало убрать зависший над головой топор; откровенно говоря, было просто не до поручения кардинала Рогана.

Завтра! Займусь этим завтра.

На этот раз я не стал бродить по окрестным улочкам, а прямо с крыльца подозвал маэстро Салазара и велел тому поймать извозчика. Много времени это у него не заняло, и уже минут через пять мы катили по университетской округе, где сегодня наблюдался явный избыток городской стражи, да и педелей попадалось на глаза куда больше обычного.

От Микаэля это обстоятельство также не укрылось, и он задумчиво хмыкнул, но никак комментировать увиденное не стал. Спросил о другом.

— Филипп, ты уверен, что это такая уж хорошая идея — сунуть голову в пасть льву? — поинтересовался он, когда карета остановилась перед приземистым особняком с узкими проемами окон, мощной каменной кладкой и высоченной оградой заднего двора. Единственным украшением фасада служила мраморная плита с известным всем и каждому изображением святого Луки.

— А что мне еще остается? — хмыкнул я, поскольку попросту не мог позволить себе отложить это неприятное дело в долгий ящик.

Расплатился с извозчиком и решительно двинулся через дорогу. Но не к парадному входу, а к дверям лавки. Внутри — мягкое свечение наполненных небесным эфиром оберегов и тепло необычайно стабильной незримой стихии. Благостная атмосфера почти как в храме, только без аромата свечного дыма и ладана. Полагаю, мастерам братства пришлось приложить немало усилий для создания столь умиротворяющего эффекта.

Я небрежным кивком ответил на приветствие стоявшего за прилавком послушника и огляделся, затем прошелся вдоль длинных застекленных витрин с изделиями из зачарованного янтаря. Микаэль остался на улице и не мешал своим сопением за спиной, поэтому я не спешил и внимательно изучил весь ассортимент. Больше всего в продаже оказалось не слишком сильных, если не сказать, почти бесполезных оберегов, но в отличие от лавок в провинциальных городах здесь имелись и амулеты, в которых бесцветными всполохами билась серьезная сила.

Полагаю, при наличии устрашающе большой суммы денег братья могли предложить и святые реликвии — истинные или столь искусные подделки, что уже не имелось никакой разницы между ними и вещами, действительно отмеченными аурой некоего праведника. Но меня такие раритеты не интересовали, ограничился покупкой двух заполненных эфиром бусин для четок святого Мартина.

Отсчитав нужную сумму, я выждал, когда послушник проверит состояние золотых монет, и лишь после этого оповестил его о своем желании встретиться с кем-либо из руководства миссии.

— Передайте, что пришел вон Черен, магистр Вселенской комиссии по этике.

Прозвучали мои слова весомо и солидно, послушнику даже не пришло в голову спрашивать, по какой причине магистр не воспользовался парадным входом; он лишь кивнул и оставил лавку на попечение собрата, а сам скрылся во внутренних помещениях.

Я же, положа руку на сердце, и сам до конца не мог решить, почему захотел сохранить в тайне свое общение с иерархами братства. Наверное, в силу банального нежелания быть пойманным на лжи епископом Вимом. Посещение лавок, подобных этой, было для меня делом насквозь обыденным, оно не говорило решительно ни о чем. Но если станет достоянием общественности визит в миссию братства, то неминуемо возникнет вопрос, не утаил ли я тогда, в Кларне, от его преосвященства расписку в получении формулы изгнания эфирных червей. Мне такого не хотелось.

Послушник отсутствовал долго и по возвращении ничего конкретного сказать не смог, лишь предложил подождать за столом для посетителей.

— Кофе или чаю? — бесстрастно спросил он после этого.

— Чаю, — ответил я и со своим выбором откровенно прогадал.

Не в пример угощению вице-канцлера принесенный в небольшом чайничке напиток скорее напоминал заваренный травяной сбор, еще и явственно отдающий при этом сеном. Я отставил чашку на блюдечко и принялся менять янтарные зерна в четках. Немного покатал в пальцах теплую бусину, казавшуюся слегка оплавленной, и подивился, сколь явное и чистое ощущение святости она в себе несет. Хоть какая-то стабильность…

Ссохшийся от старости монах явился только через пару часов, когда я давно потерял терпение, но все же продолжал сидеть за столом с непроницаемым выражением лица. Ничего иного мне попросту не оставалось. Встать и уйти? Я мог, да только это ни в коей мере не решило бы моих проблем. Вице-канцлер Ранит имел репутацию человека, к чьему обещанию доставить неприятности не следовало относиться легкомысленно. Такой не пожалеет и не простит; если дал срок завтра до полудня, то придется вывернуться наизнанку, но отношения с братством святого Луки к этому времени нормализовать.