Александр Михайловский - Низвержение Зверя

По счастью, с нашими родными не случилось ничего страшного. Только у Надежды Александровны в волосах появилась седина, а Ирочка за один год как-то разом повзрослела, перестав быть порхающей хохотушкой. Увидев нас – таких красивых, при погонах, орденах и медалях, – Ирочка очень обрадовалась, на мгновение снова превратившись в прежнюю беззаботную девочку, а Надежда Александровна сначала расплакалась, а потом крепко обняла меня, потом Олега.

«Живые, мои дорогие, живые, живые!» – повторяла она при этом.

«Конечно живые, – объяснял я, – куда мы денемся. Ведь нас учили воевать самым настоящим образом, чтобы враги погибали, а мы шли дальше и убивали следующих. На той германской, где я был в возрасте Олега, было гораздо страшнее…»

Потом у нас дома собрался маленький домашний праздник. Русские соседи, французские соседи… Муж и сын пришли на побывку с фронта. И тут выяснилось, что когда в Медон (название этого предместья) входили черные храмовники (или, как их называют большевики, живорезы), чтобы принести в жертву Сатане всех кого найдут, в воздухе уже вовсю свирепствовала красная авиация, а с небес на крыши домов опускались русские десантники-парашютисты. С ходу, едва отстегнув лямки парашютов, они хватались за автоматы и вступали с нацистами в бой, вырезая их с той же легкостью, с какой волки вырезают отару баранов. Что такое встречный штурмовой бой, мы с Олегом знаем – и понимаем, с каким мастерством и отвагой неведомые нам бойцы воздушного десанта спасали жизни наших родных.

По этой же причине теперь здесь во Франции русская военная форма вызывает невероятное уважение и среди французов: мальчишки с восторгом глядят на солдат и офицеров, а девицы строят глазки. Поэтому фурор вызвало и наше появление.

«Месье Пьер, скажите, вы и в самом деле убивали бошей? – спрашивала меня какая-нибудь условная тетушка Онорина, и после моего утвердительного кивка добавляла: – О, как я горжусь знакомством с вами и вашим сыном…»

Кстати, в самый разгар застолья прибежала подружка моего сына Николетт и тут же на радостях повисла у Олега на шее, обслюнявив поцелуями его лицо. В ответ под одобрительные крики и свист собравшихся он вскинул свою подружку на руки, что вызвало ее восторженный визг. Да уж… заматерел мой сын, из книжного мальчика превратившись в сильного и опытного бойца. И на Николетт он уже смотрел совсем по-другому – глазами взрослого мужчины… Одним словом, потом, в разгар веселья, молодые куда-то исчезли на пару часов, так что подозреваю, что скоро мы с Надеждой Александровной станем дедушкой и бабушкой. Так-то… повеселились мы все в тот вечер от души.

На следующий день мы Олегом взяли Надежду Александровну и Ирину и пошли в Медонскую комендатуру ставить их на учет как членов семьи красного командира. Капитан, у которого вместо левой руки имелся протез черной кожи, внимательно просмотрел наши с Олегом бумаги, хмыкнул, увидев подпись генерала Деникина, и сказал:

– Как же, Петр Петрович, наслышан… В Белграде мы с вами, кстати, были соседями… вторая Сталинская [37]саперно-штурмовая бригада.

Я скользнул взглядом по стоявшей на столе табличке, которая на двух языках гласила: «капитан Виктор Иванович Маркин», по орденской колодке капитана, говорившей, что, несмотря на свою молодость (чуть старше моего Олега), это весьма заслуженный вояка, и сказал:

– Рад знакомству, Виктор Иванович. Жаркое было дело. Так это вас там так приложило?

– Да, там, – неохотно ответил тот, – полгода по госпиталям, а потом списали с боевой службы вчистую. Но в рядах, как видите, остался. Занимаю здесь место какого-нибудь балбеса, который иначе бегал бы от фронта как от огня…

После этого утратив интерес к разговору, вызвал к себе худого чернявого и очкастого сержанта, в котором за версту угадывался сын израилева племени, и приказал оформить наши документы в лучшем виде. Попутно я написал заявление, чтобы мой денежный аттестат переводили семье, и оформил другие документы, позволяющие Надежде Александровне и Ирине начать вступать в российское гражданство, даже если нас с Олегом вдруг убьют. Война еще далеко не закончена, и вообще… Нам ведь уже известно, что после войны Республики Советов раскинутся на всю Европу, только Британия будет считаться как бы отдельным союзником. Но не все европейцы получат советское гражданство, дающее право ехать куда захочется и жить где понравится, а только те, кто боролся с бошами или каким-то образом помогал большевикам. Наших с Олегом заслуг, образовавшихся в ходе службы в красных гренадерах, хватит не только на Надежду Александровну и Ирину, но и на Николетт, буде она решит вступить с моим сыном в законный брак.

Кстати, потом я узнал, что вечером того же дня Олега подстерегла банда апашей [38], главарь которой положил глаз на Николетт, но разбойники были жестоко биты руками и ногами в том беспощадном стиле, в каком нас обучали евпаторийские инструктора. При этом двое бандитов – сам главарь и один из его подручных, имевшие выкидные навахи – оказались застрелены Олегом из табельного браунинга, носимого им в плечевой кобуре. На шум выстрелов сразу же набежали ажаны [39]. Обнаружив, что кучка хулиганов напала на русского солдата в форме, они извинились перед Олегом, а потом еще добавили хулиганам ногами уже от себя, после чего утащили тех в участок оформлять уголовное дело. Нападение на русского солдата – серьезное преступление, и по законам военного времени все пока еще живые члены банды в кратчайший срок посредством гильотинирования присоединятся к своему главарю. Странные люди эти ажаны. С одинаковым рвением они служили Третьей Республике, немецким оккупантам, и теперь служат Советам. Впрочем, как я подозреваю, сыщики по уголовной части, как и золотари [40], нужны абсолютно при любой власти.

А теперь, если подумать, то о том, чтобы взять под свой скипетр всю Европу, не мечтал ни один из Всероссийских императоров из династии Романовых. А теперь, поди ж ты: сын сапожника, и на тебе – Советская Россия от Лиссабона до Владивостока, ибо на Пиренеях после короткой возни тоже установилась советская власть. А причина такого успеха как раз в той мощи, которую мы наблюдаем сейчас в ходе подготовки последнего наступления на Германию. И у меня, и многих моих товарищей, начинавших воевать еще против кайзера Вильгельма, вдруг возникает чувство, что, готовясь правильно закончить войну против Гитлера, мы искупаем старую вину, когда в прошлый раз не смогли, не сумели, не одолели…

Но Антон Иванович говорит, чтобы мы не переживали. Доблестное русское офицерство свой долг на фронте выполнило до конца. Не на высоте оказались наши генералы (среди них хороших командующих было раз-два и обчелся), да политиканы, которые предали государя. Тут у большевиков в отношении генералов начало войны было похожим, то уже к зиме шлак весь вышел и осталась только звенящая сталь, а у нас тогда до самого конца должности командующих армиями и фронтами занимали откровенные бездари и тупицы. И даже Лавр Георгиевич ( Корнилов ), которого мы когда-то боготворили, командующим оказался, мягко выражаясь, ниже среднего. Возможно, жизнеспособность государства как раз и зависит от того, сумеет ли оно убрать в сторону негодных исполнителей и выдвинуть вместо них людей высочайших моральных и профессиональных качеств, невзирая ни на какие внутренние барьеры.