Александр Михайловский - Низвержение Зверя

По дороге на север от моста через Неккар беспрепятственно идут танки механизированного корпуса генерала Лизюкова. Но тут только одна бригада, остальные силы наступают по двум дорогам километрах в пяти западнее и восточнее Ладенбурга. Но там тоже тишина, не слышно ни выстрела. Вот первая наша цепь прошла через строй немцев и, перепрыгнув через траншею, не оглядываясь зашагала дальше на север. За ней – вторая и третья. Никто из германских солдат при этом даже не пошевелился. Кажется, все… Спускаемся по винтовой лестнице и садимся в виллис. Следом за нашей машиной трогается с места бронетранспортер с нашей личной охраной. Попетляв по кривым средневековым улочкам, машина доставила нас к выезду из города, по которому сплошной громыхающей колонной шли наши танки. Проехав еще немного по обочине, мы остановились напротив группы немцев с белым флагом. Адъютант первым выскочил наружу и отщелкнул дверцы – сначала мне, потом Ивану Семеновичу. Немцы такую штуку как субординация секут, между прочим, четко.

Козырнув, оберст Курц, перекрикивая лязг гусениц и рев мотора проходящего мимо танка, заявил мне:

– Я рад, герр генерал, что вы выполнили свои обещания…

– А я рад, герр оберст, что вы выполнили свои, – парировал я, тоже вынужденно повышая голос. – На этой войне и так погибло слишком много солдат, чтобы они продолжали умирать и после того, как сгинул главный виновник этой бойни.

– О да, – криво усмехнувшись, ответил тот, – поход в Россию оказался совсем не той легкой прогулкой, какую Ефрейтор обещал нашим бравым мальчикам. Герр генерал, раскройте секрет, как вам это удается: одновременно быть и добродушными увальнями, и жестокими бойцами, о которых крошится сталь?

Усмехнувшись, я ответил:

– Вы же грамотный человек, и должны знать историю. И другие ваши коллеги-офицеры тоже. Наша страна с самого своего образования оказалась во враждебном окружении. Кто только на нас, русских, ни нападал. И при этом, постоянно отбивая вражеские нашествия, мы смогли построить самое большое государство в истории человечества – а все потому, что, побеждая врага, мы не убивали и не изгоняли его, а включали в состав своего этноса. И этого уровня мы достигли еще до того, как наше сознание оказалось вооружено единственно верной марксистко-ленинской теорией, по которой весь прибавочный национальный продукт вместо наполнения кубышек капиталистов стал тратиться на нужды народа и государства. Мы победили вас потому, что наш народ перед смертельной угрозой был един. Потому что мы верили, что наше дело правое, что враг будет разбит и победа будет за нами. А за что сражались вы? За титул расы господ, за поместья с рабами, за право насиловать, грабить и убивать. Скажите, кому тогда по праву принадлежит победа: вам или нам? Чего после этого стоят вопли вашего фюрера о высших и низших расах?

– Вы можете меня не убеждать, герр генерал… – ответил немецкий полковник, прикоснувшись к повязке на глазу. – Вот это я получил на память о французской кампании, и больше в боях не участвовал. Меня привлекли к обучению рекрутов уже в тот момент, когда в Германии стало настолько не хватать офицеров, что в дело годился любой инвалид. Мой отец воевал на той войне и видел вашу «атаку мертвецов» [44]. Всю оставшуюся жизнь он жил этим впечатлением и говорил, что с народом, способным на подобное, воевать нельзя ни в коем случае. Сейчас с ним согласно большинство, и сопротивляться вам будут только самые идейные эсесовцы…

После этого он вытянулся в струнку, прищелкнул каблуками и отрапортовал:

– А теперь, герр генерал, позвольте мне сдаться вам в плен, поскольку там, откуда я родом, еще присутствует власть Сатаны. И эти солдаты, которые вместе со мной – они тоже хотят сдаться. Местные из рабочих полков, фольксштурма и фраубатальонов уже давно разошлись по домам; тут только те, чей дом далеко. Одиночный безоружный немецкий солдат в форме, но без документов – верная добыча первого же вашего патруля. К тому же многим идти очень неблизко, и им надо знать, когда тут поедут поезда.

– А вот эти, в черном, которые стоят на коленях – они тут зачем? – спросил я, уже догадываясь, какой будет ответ.

– А это вам подарок, – хмыкнул оберст. – По-нашему их называют храмовниками Эс-Эс, а вы называете их «живорезами». Мы сами могли бы прикончить их, но мне передали, что они нужны вам живыми.

– Отлично, – кивнул я, – наши органы госбезопасности благодарны вам за этот «подарок». Что касается вас и тех, кто добровольно сдался в плен – мы будем держать вас отдельно от этих убийц и очень недолго. Как только война окончательно завершится, мы сразу выпишем проездные документы и отправим по домам. Ждать этого осталось совсем недолго. И еще: конечно, мы очень злы на вас за этот поход на восток за поместьями и рабами, но это не значит, что мы будем мстить за него всем немцам подряд. Тот, кто будет упорствовать в своих заблуждениях, будет нами убит, а тем, кто подобно вам раскаялся и сложил оружие, ничего не грозит. И, кстати, вот вам наглядный пример, когда в результате очередной оборонительной войны наша граница сдвинулась на запад на две тысячи километров и пройдет теперь по побережью Атлантики…

Оберст Курц тяжко вздохнул и бросил взгляд в сторону западного горизонта.

– Так, значит, Германия – это теперь ваша Советская Россия? – блеклым голосом спросил он.

– Да, но только немцы от этого ничего не потеряют, а, напротив, приобретут взамен весь мир, – ответил я.

Затем, обернувшись к своему начальнику штаба, я, испытывая чувство внутренней правоты, сказал:

– Иван Семенович, распорядись, чтобы добровольно сдавшихся немецких солдат и офицеров отделили от живорезов, переписали и накормили. Пожалуй, стоит связаться с товарищем Роммелем, ведь, согласно последним указаниям Ставки, теперь эти люди проходят уже по его епархии…

События на советско-германском фронте между 15 и 31 августа 1943 года (Операция «Прометей»).

Пятнадцатого августа Третий Украинский фронт из района Вюртемберг-Баден перешел в наступление в общем направлении на Бремен. При почти полном отсутствии сопротивления (огрызались только части ваффен-СС) уже шестнадцатого августа мехкорпус ОСНАЗ Лизюкова взял Франкфурт-на-Майне; дальше корпус, веером развернутый на сто километров по фронту, имел среднесуточный темп продвижения по дорогам в оперативной пустоте в пятьдесят-шестьдесят километров. А уже следом – частью в походных колоннах, частью на грузовиках – за механизированным ОСНАЗом спешила советская пехота. Во втором эшелоне, сразу за наступающими механизированными частями, двигались объединенные передовые группы Советской военной администрации и временного правительства Свободной Германии. Главной их заботой при этом была обработка большого объема сдавшихся немецких солдат и офицеров, отделение агнцев от козлищ и роспуск по домам тех, кто не представлял опасности.