Александр Михайловский - Низвержение Зверя

А вчера во время нашей вечерней прогулки сестра Августа вдруг остановилась и, пристально вглядевшись в мои глаза и одновременно словно к чему-то прислушиваясь, сказала:

– Ты скоро станешь свободной. Веревка уже тонка…

Она иногда выражалась не совсем понятно. Но, как правило, очень скоро мне открывался смысл ее слов. Вот и на этот раз я не стала уточнять, что она имеет в виду; здесь такое вообще было не принято. Но как-то по особенному алел закат, и в криках птиц слышалось звонкое ликование, и ветер нес неведомые дивные ароматы, – казалось, все вокруг готовится к невиданному торжеству…

А сегодня с утра я ощутила, как внутри меня тонко звенит натянутая струна. Меня одолевало очень странное состояние – прежде такого со мной не было. Казалось, приближается какое-то значимое событие. Что это может быть? Сестра Августа сказала, что я стану свободной. Что же это может означать? Что-то мне подсказывало, что приближающееся событие я должна пережить наедине с собой. Я ничего не стала есть; не выходя из своей кельи, я почти беспрерывно молилась, прося Господа дать мне ответ. И мне явилось откровение: духовным взором я увидела, как, вопя, в ужасе бегут поверженные полчища темных чудовищ, исчезая в алом пламени. И над этим бегущим нечестивым племенем сияет холодным светом огромный меч, без устали разящий исчадий ада… Конец Зверя близок. Он уже при последнем издыхании, и даже не огрызается, а только покорно принимает сыплющиеся на него удары. Скоро победно вострубят архангелы, и все будет кончено…

Время пульсировало во мне; каждая минута была для меня почти материальна: вот пошел шестой час вечера… Струна внутри меня натягивалась все сильнее, вибрируя и жалобно звеня. Она мешала и причиняла боль, которая все нарастала. Нет, это была не физическая боль. Это было так, словно КТО-ТО пытается отторгнуть от души моей нечто больное и смертельно опасное, вырвать это и уничтожить, после чего очищенная от скверны рана быстро затянется… Впрочем, я полностью доверилась Господу и не испытывала ни страха, ни растерянности, а лишь ждала. Струна должна была лопнуть – и вместе с этим, ярко вспыхнув напоследок, закончится эта боль…

Видения мои вдруг стали более отчетливыми и яркими. Передо мной возникло белое, искаженное чудовищной гримасой лицо. ЕГО лицо… ОН был не похож на себя, но я знала, что это ОН. В этот момент я поняла, что потусторонняя связь с ним, созданная злой силой, и есть то, что мешало мне освободиться полностью. Вот она – та веревка, о которой говорила сестра Августа! Вот оно – последнее препятствие полного освобождения моего духа. И все происходящее – последние секунды ЕГО на этом свете…

Все вокруг НЕГО ходило ходуном, будто по убежищу Зверя с размаху лупили исполинскими молотами невидимые великаны. ОН беззвучно кричал, и в глазах его зияли две бездны… И я увидела, как красные огненные линии начинают расчерчивать его лицо. Струна натянулась до предела… Я все смотрела в ЕГО глаза, шепча при этом Имя Господне… И вдруг струна лопнула, принеся последнюю вспышку боли – и вместе с тем это лицо рассыпалось на мельчайшие осколки… Они завихрились в воронку и унеслись во Тьму Внешнюю – туда, куда до этого сгинули мерзкие чудовища. Теперь ЕМУ предстояло, крича от ужаса, вечно падать в бездонную пустоту и никогда не достигнуть ее дна. И вместе с ним из нашего мира оказался извергнут его темный Господин…

Пламя, поглотившее исчадия, стало медленно гаснуть – и наконец исчезло без следа. И теперь на его месте я видела освещенную солнцем дорогу, ведущую в небеса… По обочине средь зеленой травы цвели яркие цветы, и небо над горизонтом было пронзительно-голубым. И я вдруг поняла, что я парю над этой дорогой… что я свободна! Свободна! Свободна! Отныне и навсегда!

Где-то в бездне вечной тьмы вне времени и пространства.

Арийское божество, он же Нечистый, он же Ариман, он же Сатана, он же Чернобог.

Ну вот и все. Дверь в тот мир, где я, казалось, развил такой многообещающий проект, захлопнулась. Руками своих людишек мой главный оппонент прибил главного адепта тьмы, после чего все каналы, качающие некротику, разом оборвались. При этом часть меня – пусть ничтожно малая, но все же достаточная для самоосознания – осталась по ту сторону барьера. Несмотря на то, что это еще совсем младенец, у него есть все мои возможности, и если дать ему время, он вполне самостоятельно сможет превратить тот мир в полноценное инферно. Но в том-то и дело, что времени ему никто не даст. Людишки моего оппонента зело злы и очень могущественны. Не скажу, что у них начали резаться крылья, но некоторые признаки архангелоподобия уже проглядывают. И в то же время они уже входят к земным женщинам – и те уже рожают от них титанов духа, а это не сулит моему сыночку ничего хорошего. Пройдет весьма ограниченное время – и они найдут и убьют всех его адептов, после чего падение во Тьму Внешнюю для малыша Тойфеля станет неизбежным. Сколько их таких было до него, и сколько будет еще… Но я не теряю надежды однажды полностью завоевать хотя бы один мир, ведь надежда, хе-хе, умирает последней…

15 августа 1943 года. 05:15. 3-й Украинский фронт, Германия, Вюртемберг-Баден, городок Ладенбург в 10 км к востоку от Мангейма, КНП фронта в Ведьминой башне.

Командующий фронтом генерал армии Николай Федорович Ватутин.

Ладенбургский плацдарм на правом берегу реки Неккар образовался месяц назад в ходе южногерманской наступательной операции, когда это местечко на шесть тысяч населения, гордо называемое немцами городом, с ходу без боя захватил механизированный батальон из состава мехкорпуса ОСНАЗ генерала Лизюкова. Чистенький такой городишко с аккуратными домиками под красными черепичными крышами. И даже не верится, что из таких вот городков, населенных тихими вежливыми людьми, на нашу землю пришла самая страшная в нашей истории война. Пожалуй, гитлеровское нашествие можно сравнить только с нашествием Батыя, – но и то, монгольский завоеватель хотел не нашей гибели, а покорности, и ужасно огорчался, когда вместо униженных просьб о помиловании русские раз за разом оказывали его монголам ожесточенное сопротивление.

Но вернемся к нашей истории. В ощетинившийся так называемыми рабочими полками близлежащий Мангейм танкисты Лизюкова не полезли, ибо такая задача перед ними не стояла. Вместо того они обошли город с юга и, форсировав Рейн чуть выше по течению, вышли в тыл линии Зигфрида и вскрыли ее с обратной стороны, на чем, в общем-то, южногерманская операция завершилась. Наши части, развернувшиеся фронтом на север, не стали двигаться дальше, а перешли к обороне, хотя некоторые горячие головы предлагали немедленно двинуть неудержимой танковой лавиной вдоль правого берега Рейна прямо на Рур, сминая в гармошку то, что еще осталось от вермахта.