Александр Михайловский - Низвержение Зверя

На следующий день после взятия Франкфурта-на-Майне, семнадцатого августа, из района города Пльзень в общем направлении на Лейпциг-Магдебург-Шверин начал наступать Второй Украинский фронт маршала Конева, в авангарде которого двигался мехкорпус Рыбалко. Наступая в оперативной пустоте восточнее Эльбы, фронт маршала Конева должен был отрезать Берлин от западных районов Германии. Наступление развивалось почти беспрепятственно. Дислоцированная в Силезии армейская группа фон Меллентин не попыталась ни нанести наступающим советским войскам фланговый удар, ни отступить в Берлин. Генерал-лейтенант ваффен-СС [45]Фридрих фон Меллентин понимал, что большую часть его пехотного наполнения составляют рабочие полки, готовые с фанатичной яростью защищать свои дома, женщин и детей, но которые попросту разбегутся при попытке уйти из Силезии. Тут есть укрепленный район, склады с топливом, боеприпасами и продовольствием, но стоит ему кинуться в бегство – и боеспособность его панцеров сохранится лишь до тех пор, пока в баках плещется горючее.

Что бывает в подобных случаях, показали механизированные корпуса большевиков: в тщетной попытке выскочить из захлопывающейся под Белостоком ловушки они совершенно бездарно растеряли живую силу и боевую технику. Панцеры и орудия без снарядов и бензина – это только металл, пригодный в переплавку, а солдат без патронов – это готовый военнопленный. К тому же Берлин, с точки зрения этого генерала, был пустышкой. Там больше не было ни фюрера, ни сколь-нибудь вменяемого правительства, а защищать в критической ситуации мертвые камни фон Меллентин не собирался. То, что война проиграна, для умных людей было очевидно еще год назад, когда вместо грандиозной победы получилось грандиозное поражение. То, что разгром близок, стало ясно после того как большевики ворвались в Вену, а теперь, когда территория Третьего рейха съеживалась буквально на глазах, вопрос стоял только о том, чтобы подороже продать свою жизнь. В этом с ним была согласна большая часть населения Силезии, среди которой геббельсовская пропаганда распространяла слухи, что после своей победы большевики отдадут этот край Польше [46], а большую часть немецкого населения изгонят или убьют. В двадцатые годы это край пережил польскую оккупацию, в силу чего гиену Европы силезские немцы ненавидели люто. В тридцать третьем году тут был самый высокий процент голосов за нацистов, и с тех пор местные только укрепились в правильности своего выбора.

В свою очередь, в Бельгии восемнадцатого августа в наступление перешла фронтовая группа армий генерала Баграмяна, основой которой являлась конно-механизированная армия генерала Жадова, а пехотное наполнение составили французские и бельгийские добровольцы, бывшие макизары и т. д. Форсировав с помощью СВП Маас и Рейн на широком фронте (расстояние между этими реками в Бельгии составляет от двух до двенадцати километров), советские подвижные части оторвались от пехоты, которая была занята тем, что принимала капитуляцию у сдающихся немецких частей, и рванули на север Голландии в направлении города Гронинген. При этом забавные коллизии возникали в тот момент, когда капитулирующие немцы вдруг обнаруживали, что сдаются французским добровольческим частям Красной Армии.

– Что, и вы нас тоже победили? – совершенно обалдев лицом, в стиле Кейтеля спрашивали немецкие офицеры у французских коллег.

Последними двадцатого августа в наступление перешли Первый Белорусский фронт генерала Горбатова на Берлинском направлении и Прибалтийский фронт генерала Черняховского на приморском фланге. У Горбатова легкой жизни не ожидалось даже после смерти Гитлера, поэтому туда стянули до семидесяти процентов всей тяжелой артиллерии РГК. Укрепления вдоль старой германской границы на Берлинском направлении Кейтель и прочие оставшиеся в живых германские генштабисты стали насыщать войсками и вооружениями еще с момента завершения «Большого Багратиона». Там в основном концентрировались части ваффен СС, польские еврочасти, которым уже некуда было бежать, и добровольческий сброд со всей Европы (не путать с принудительно мобилизованными евровойсками). Были тут и части РОА, за неимением другой кандидатуры возглавляемые лично Красновым (на самом деле разбросанные то тут то там отдельные батальоны). Для всех этих людей (а также не совсем людей) возвращение на родину означало смерть, зачастую медленную и мучительную.

И вот, после того как эти мерзавцы отказались сдаваться и убили посланных к ним под белым флагом парламентеров, наступил День Гнева. Рано утром двадцатого августа в полосе прорыва шириной двадцать километров, имеющей своей осью автодорогу Лодзь-Познань, десятки тысяч тяжелых орудий и гвардейских минометов открыли уничтожающий огонь по переднему краю противника. Били мортирные и гаубичные полки особой мощности, били морские орудия с железнодорожных транспортеров, били брошенные немцами под Ленинградом тяжелые осадные гаубицы, в том числе французский монстр калибром в пятьсот двадцать миллиметров. По целям в глубине вражеской обороны наносили удары штурмовики, пикирующие бомбардировщики и носители управляемого оружия. После трех часов артподготовки в дело были пущены реактивные системы массового разминирования, после чего в бой пошли механизированные штурмовые батальоны, усиленные артсамоходами.

К вечеру того же дня генералу Горбатову доложили, что немецкий рубеж обороны прорван на всю глубину, и он отдал приказ не дожидаясь утра вводить в прорыв мехкорпуса Бережного и Катукова.

– Ну, Вячеслав Николаевич, ни пуха вам, как говорится, ни пера! – сказал он по телефону генералу Бережному. – Традиция у нас с вами, однако: как решающая, этапная операция войны – так нам работать вместе. Четвертый раз, глядишь, в привычку войти может.

– К черту, Александр Васильевич! – ответил Бережной. – В Берлине сочтемся – и угольками, и лаврами.

От места прорыва до Одера мехкорпуса, двигаясь парадным маршем в оперативной пустоте, прошли за сутки, при этом Познань, совершенно не готовая к обороне, пала еще на рассвете двадцать первого числа. Советские танки, двигаясь стремительным маршем опережали известия о своем появлении. Войска противника из глубины навстречу прорвавшимся советским танкам не выдвигались, в первую очередь потому, что нечему было выдвигаться. Западнее Берлина на север в этот момент бульдозером двигался мехкорпус Рыбалко. И даже если у германской армии на тот момент и имелось какое-то централизованное командование, то оно не имело никакой возможности реагировать на эти сокрушающие рубящие удары, со всех сторон сыплющиеся на погибающий Третий Рейх. [47]