Семён Афанасьев - Алекс и Алекс 2

– Это не вся запись! На самом полигоне всё верно! Но мы до полигона собирались его попугать! – её палец вытягивается в мою сторону. – И того разговора на этой записи нет, поскольку она начинается позже! Да, шутка достаточно жестокая. Но в наших намерениях его смерти не было!

– Оп-па, – резко чему-то озадачивается Алекс.

Попутно вижу, что Бак и Матеуш тоже как-то насторожились.

– И вы можете подтвердить это под присягой? – кажется, судья от энтузиазма даже подаётся вперёд.

– Нет необходимости, – подаёт голос тот мужик, что пришёл от семьи Виктора. – Я прикладываю социальное подтверждение от имени семьи Штавдакер. У Виктора и его невесты не было намерений убивать вашего соискателя. Просто жестокая шутка.

– Что за ботва? – взвивается Алекс. – Что это у вас за правила?!

– Клановые, – пожимаю плечами. – Так называемый кредит социального доверия. Может расходоваться по-разному, в том числе – в таких случаях. Применительно к нам с тобой означает: суд автоматом исходит из того, что это чистая правда. И опровергнуть утверждение не получится.

– До чего ж быстро ориентируется эта твоя девочка, – озадаченно бормочет Алекс. – И что дальше?

– Это ты у меня спрашиваешь?! – сказать, что я возмущён в этот момент, значит ничего не с казать. – Ты меня что, в себя привёл, что ли?! Я овощем валяюсь! Якобы.

– Похоже, и правда пора тебя «оживлять», – виновато бормочет он.

В этот момент со своего места прорезается мой куратор:

– Параграф третий, Устав Вооружённых Сил. Всё, что может быть истолковано как угроза, для военнослужащего является угрозой. И учащаяся Исфахани, и покойный Штавдакер знали этот параграф не хуже меня. Какие бы ни были их реальные намерения, в условиях учебно-тренировочных упражнений на полигоне и повышенного риска, для соискателя Алекс такая шутка однозначно равняется прямой опасности. Кстати, я не думал, что понадобится, но прошу приобщить и это…

Через полторы минуты каких-то поцелуев между серверами, отчего-то замолкшие присутствующие смотрят, как пулемётные пули дырявят меня, переваливающегося через забор третьего сектора на полигоне.

– Этот инцидент имел место пару дней тому, – как ни в чём ни бывало продолжает Бак. – Если хотите – можем обсудить вопрос формирования условных рефлексов при многократном повторении тренировочных заданий. Врач присутствует.

– Конфликт федерального законодательства с местным. – Судья, игнорируя вообще всех, не отрывает взгляда от подполковника. – Приоритетность не определяется.

– Армейский Устав, – ехидно напоминает Бак. – Приоритет на территории всей Федерации.

– Социальное подтверждение заявления от Семьи Штавдакер, – отзеркаливает его жест бабка. – Приоритет в населённом пункте официальной регистрации Семьи Штавдакер.

– Уважаемая советник юстиции, – кажется, Бак даже опускает ещё какие-то её регалии (я не силён в специальных званиях судейских и прокурорских. Тут только в армейских чуть понимать начал, а у юстиции вообще другая система). – Давайте, я сразу озвучу свою позицию. Чтоб, упаси господи, наше заседание сейчас не понеслось по тому пути, на котором нас всех ждёт один сплошной неконструктив – и никаких вменяемых вариантов в принципе.

Он зачем-то обводит всех присутствующих тягучим взглядом, исключая лишь меня.

– За четверть века службы я, с учётом специализации, квалификации и личного опыта, могу сменить до десятка таких городков, как ваш. – Продолжает мой куратор. – Если в каждом городишке я, старший офицер, буду пытаться подстроиться под каждые местные правила, это будет банальной профанацией самой идеи Федерации. Поскольку приоритет федерального законодательства над местным очевиден. Лично для меня, в силу рода занятий.

– Кроме случаев, оговоренных отдельно, – не уступает судья, почти соединившая брови вместе на переносице и угрюмо не отводящая глаз от Бака. – В частности, в Конституции; в специальных федеральных законах, лимитирующих исключения; и в актах общественных договорённостей федерального уровня.

– Конституцией здесь и не пахнет, – фыркает подполковник. – Как и спецзаконами. Холостой выстрел, судья.

Бабища поворачивает к себе свою рабочую станцию и, подобно Баку, что-то с полминуты выбивает на клавиатуре:

– Посмотрите теперь на свой планшет, – сообщает в итоге она. – Я расшила доступ и вам.

Куратор невозмутимо пожимает плечами и начинает читать.

– У меня не было доступа к этому документу раньше, – кажется, он слегка озадачился через минуту.

– Потому что это неафишируемые договорённости нашего муниципалитета и агломерации с центром, на этапе присоединения к Федерации, – судья пронзительно смотрит на него. – Они несекретны, но и не афишируются.

– Это понятно, – кивает Бак, задумчиво тарабаня пальцами по подлокотнику. – У каждого округа свой пакет индивидуальностей, и ими лучше не светить лишний раз…

– …чтоб завидующие кланы из других округов шум не поднимали, – с облегчением кивает ему баба. – Да. Раньше, видимо, у вас на нашей территории не возникало подобных коллизий. Потому никто из муниципалитета не давал вам эту директорию. А сами вы…

– А сам я не имею физической возможности читать по двенадцать тысяч новых федеральных документов каждые сутки, – невежливо перебивает её подполковник. – Особенно если к моей работе девяносто девять сотых этого спама никаким местом не относится.

– Что не отменяет нерушимости прав Семьи Штавдакер в данном конкретном случае. – Подаёт со своего места голос брат Виктора. – Поскольку договорённости с федералами о списке всех исключений на наш счёт мы считаем нерушимыми.

– И каждый год, уже который десяток лет, исправно и в одностороннем порядке тянем наши не всегда выгодные нам обязательства, – добавляет второй их мужик, сидящий справа от Саяры. – Подполковник, сейчас первый раз за всю историю наших с вами, федералами, отношений, когда мы предъявляем к оплате наше старое-престарое право. Все эти годы мы тащили лямку самостоятельно. Теперь – первый раз ваша очередь делать ответный ход. Я о Федерации в целом, в вашем лице.

Бак переглядывается с доктором. Тот зачем-то хлопает его по предплечью, а сам поворачивается к судье:

– Развивайтесь.

– Ввиду открывшихся в ходе разбирательства обстоятельств, у суда в моём лице есть твёрдая уверенность в том, что пределы необходимой обороны соискателя Алекс были превышены. – Бабка выглядит спокойной и невозмутимой, но её эмоции Алекс из своего чипа определяет как «ликование».

– Бабища явно имеет какие-то свои отношения со Штавдакерами. Однозначно получила от них какую-то ориентировку на результат, который теперь пытается отрабатывать. – «Просвещает» меня Алекс. – Я понял, сопоставив детали.