Граниил Орлов - Фонтан [litres]

Ему ли не знать про это ощущение.

Подумав, Колосов подошёл к письменному столу и поднял крышку недавно подаренного Рудаком ноутбука. Проверив шнуры, подключённые к мощной акустической системе, он посмотрел на загоревшийся неестественно живым радостным отблеском аппарат и увидел, что музыкальный проигрыватель так и остался не свёрнутым с прошлого раза. Он пролистал список композиций и лёгким щелчком пальцев запустил свою любимую музыку для медитации, ту самую, с оттенками невесомых импульсов, посылающих сигналы внутрь сознания, помогающих освободиться от груза безмятежности. Для парения в глубоком космическом пространстве, как медуза в изящном танце – идеальный вариант.

Включив музыку, он сразу же ощутил незаметную вибрацию, которая начала щекотать что-то детское и очень глубоко затронутое внутри его естества. Слышалась лёгкая игра на гитаре – ненавязчивая, нежная и утончённая, будто музыкант, исполнявший эту мелодию, ласкал гитару, как любимую женщину.

Колосов прошёл по мастерской, покачиваясь, словно в лёгком танце. Подойдя к одному из столов, он налил в одну из кружек чай, находясь в бесформенном состоянии, прилёг на кушетку у входа в мастерскую, достал с полки одну из своих любимейших книг, открыл её на специально заложенном месте. Вслух он начал читать свои любимые строки. В нужный момент та или иная любимая книга оказывалась у него в руках, с закладкой именно в том месте, где находились строки, нужные закутанному в омут сознанию.

В очередной раз его спасали строки величайшего Германа Гессе.

Он повторял их слово в слово. Эта цепочка из слов, словно золотистая каракатица, ускользала наверх, ловко цепляясь за тёмные закоулки своими крючковатыми лапками и в самом конце, извиваясь, начинала сверкать перед самым его лицом своим изящным хвостом.

Этот хвост словно задел его по щеке.

Отрезвляющие строки, думал Колосов, читая книгу с упоением.

Вот так, боль и отчаяние, так же и как радости, прошли мимо, поблекшие, утратив свою глубину и значение. И страдания тоже отцветают и блекнут. Без сомнения, устареет и утихнет и эта боль, нужда в чём-то, они забудутся. Ни в чем нет постоянства, даже в страданиях.

Через час он вышел из мастерской, и у входа его встретил личный шофёр Рудака, молчаливый Яков. С самого первого дня их знакомства оба начали питать друг к другу чувства глубочайшего уважения. Вообще, его всегда привлекали молчаливые люди.

Кто умеет молчать, тот самый благородный добродетель, храбрец жизни. Молчаливые люди всегда будут в стороне, но все их силы направлены на действие. Они осторожно и основательно ступают по земле, их мысли нацелены на движение и прогресс, а внутренняя чувствительность льётся плавным потоком. Их осознанность и наблюдательность вносят величайший вклад в движение в безграничном пространстве мира. По-настоящему молчаливые люди на протяжении всей жизни будут общаться глухими фразами, для них не бывает исключений, это всего лишь общение для подпитки внутреннего огня, такого небольшого, как у свечи. Молчание – это наблюдение внутреннего огня свечи в кромешной тьме.

Слишком много слов приносят в своём угнетении сокрушительное пламя.

Колосову нравилось, что Яков иногда с ненавязчивостью спокойным голосом подносил к его внутренней свече зажжённую лучину, освещая пространство своих намерений.

И в этот раз, ничего не произнеся, лишь слегка улыбнувшись, он открыл заднюю дверь вытянутого «Мерседеса» бизнес-класса.

Огромную радость принёс Колосову звонок Рощина на мобильный телефон.

Они договорились о встрече через два часа и решили поехать искупаться на залив.

Оставалось немного времени, и Колосов решил заехать в пекарню, чтобы набрать там любимых Гришкиных сосисок в тесте.

Он попросил Якова ехать помедленнее и остановиться рядом с пекарней, находящейся на углу старенького трёхэтажного здания.

Он задумался и начал вспоминать необычное ощущение, которое испытал пару месяцев назад.

Тогда, сидя у себя в мастерской, он безвылазно около месяца усиленно создавал композицию для собственной выставки. Сюжет её был взят из истории, описанной когда-то его возлюбленной про величайшего полководца древности – Ганнибала Барку. Когда он закончил, то после около суток просидел практически в неподвижном состоянии в пространстве созданного им мира.

В один момент его словно поразила молния, он тогда услышал сильнейший гром и очнулся.

На дворе стояла тёмная ночь, и, резко вскочив, он выбежал на улицу из мастерской и, стоя на пороге, встречал каждую вспышку ярких лент восторженными и громкими криками. Они напоминали светящихся и извивающихся угрей на дне тёмного озера. После нескольких мощных ударов он ощутил необычайный страх. Сознание, привыкшее к безопасно скомплектованному миру, вдруг затряслось как детская погремушка, вызывая внутри него ту самую сторону, которая была в ответе за страх от собственного появления в этом мире.

Он не чувствовал ни боли, ни страха – всего лишь поток сильного ветра, который, казалось, проходил сквозь него.

Помнил обжигающие прикосновения каплей дождя.

Именно тогда, закончив свои творения в мастерской, выйдя в открытое пространство дождливой, тёмной ночи, он вновь стал живым.

Барка переводится как «молния», думал он.

С того момента он больше не мог остановиться.

Он питался, словно обезумевший от голода путник, энергией других людей.

Именно в тот день он понял, что очень просто создать свой мир, легко его постоянно преобразовывать, каждую единицу времени сочетать с единицей энергетического потока и в итоге, даже не беспокоиться о том, что же будет в дальнейшем. Зачем?

Он создал мир в своей мастерской для себя, и всё, что ему было нужно – это ощущать и чувствовать своё с ним единение только в действующий момент. Он растворился в созданной им реальности, взяв за основу способы контроля энергии. Творил свою реальность и подпитывал её энергией людей, окружавших его. Это было так просто.

Колосов резко и без причины рассмеялся, так что продавщица в пекарне испуганно попятилась.

Купив сосисок в тесте, он открыл дверь пирожковой и вышел на улицу.

Ему резко перехватило дыхание, будто солнце за толстым слоем облаков надавило с такой мощной силой, что те объёмным грузом накрыли его сверху. Нечем было вздохнуть, в воздухе парило, как перед грозой.

Это была не основная причина, по которой он резко встал у входа в пекарню, словно столб, пытаясь восстановить дыхание и нахлынувшие в один миг убийственные воспоминания из прошлого.

На другом конце улице на автобусной остановке стоял Виктор Сергеевич – отец его возлюбленной Марины.

Придя немного в себя, Колосов направился в его сторону. Когда он оказался рядом с ним, тот узнал его и, быстро опустив глаза, начал рассматривать что-то у себя под ногами.