Граниил Орлов - Фонтан [litres]

Рощин покрутил головой и издал громкий гул голосом, льющимся как бы из самой груди, наподобие растянутого пения.

– Ааауууумммм…

После этого, широко раскрыв глаза, он посмотрел вокруг всё тем же умиротворённым взглядом. Колосов ждал, и взгляд его словно рассеивал исходящий от Рощина матовый луч. Затем вновь собирал огромное святящееся около него пространство с матовыми прозрачными стенками, как у больших песочных часов. Он представил, как постепенно нижняя колба переполнилась. Он с тяжёлым вздохом продолжал воображать, как последние песчинки внутри этих иллюзорных часов, находясь на кончике песчаного хвоста, проскальзывали сквозь тонкое отверстие вниз. Там, касаясь хрупкого конуса верхушки огромной песчаной пирамиды, они расщеплялись и этим ловким действием завершали процесс.

Продолжая представлять необыкновенное явление в весьма обыкновенной ситуации, не переводя глаз с песочной конструкции, Колосов будто бы безучастным голосом ответил:

– Я когда ехал к тебе – встретил Виктора Сергеевича, папу Марины. Прошло три года, как она погибла, и я настолько углубился в своё творчество и работу, что совсем забыл всё, что с ней связано. Теперь я понимаю, зачем было нужно это время. Сегодня мой мир в один момент провалился в бездну с огромной высоты. Своими творческими трудами я возвысился, а теперь силы, которые мне помогали, столкнули меня в пропасть. Это как с песочными часами. Ангелина Фёдоровна, мама Марины, лежит в онкологической больнице, в радиологическом отделении. Я не знаю её диагноза, похоже, она серьёзно заболела. Как же я мог забыть о них?

Произнося последнюю фразу уже на высоких тонах, прислушавшись, Колосов заметил, что его голос неприятно дергается и по звучанию напоминает жалобное поскуливание какой-то забитой шавки. Ему стало противно от самого себя, он закрыл лицо руками и мысленно начал представлять себя камнем, который швыряют о каменную стену глухой пещеры.

Рощин выслушал и, подойдя к нему, обнял, начал медленно гладить по голове.

– Прими это как есть. Ты ничего не сможешь изменить. Расслабься, друг мой, и будь счастлив, ты имеешь право наблюдать и совершать действия в этом бытии, но выбор у тебя не настолько велик, чтобы чувствовать себя хранителем своей жизни. Боль – это только один из рычагов для управления твоего внутреннего полёта. Это маятник, который способен совершать действие, обратная реакция на наслаждение. Это всё длинный путь под названием жизнь. Не нужно пытаться понять, нужно просто довериться и созерцать её. Истинное просветление струится маленьким светом одинокой свечи в глухой безграничной тьме. Как много я увидел, друг мой, Ярик.

Рощин произносил эти слова, а в это время на его меняющемся лице игрались язычки пламени костра.

Пока он вещал о своих похождениях, то менялся в лице, будто по новой переживал эти жизненные события. Он красочно и подробно, изящно и артистично двигая руками и ногами, рассказывал разные смешные истории, случившиеся с ним в этом путешествии.

Изрядно вспотев, он закончил свой рассказ и продолжал смотреть на Колосова сверкающими глазами страстного повествователя. Переведя взгляд, он взял флягу, отпил воды и протянул её Колосову.

– Чувствуешь, парит снова, к грозе. Ты знаешь, ведь штормовое предупреждение было от МЧС, – случайно сегодня по радио услышал. Предлагаю не терять времени даром и сходить половить волны.

И, не дожидаясь ответа, он побежал в сторону бушующих волн.

Пока они подходили к заливу, на чёрном небе начали проскальзывать мутные пятна, и в скором времени одна за другой выглянули сонные звёзды. Они, словно моргая своими единственными глазками, робко подсвечивали серебристый путь.

Совсем рядом было слышно, как рассыпались в низких поклонах тяжёлые и неуклюжие волны.

Уф…

Грузно набегала первая волна, словно знатная повариха, раскатывающая тесто скалкой взад и вперёд.

Уф…

Колосов сосчитал пять шагов до следующего глубокого вздоха.

Они вошли в воду, и кудрявые волны стали окутывать их по пояс своей массивной гривой.

Он крикнул Рощину:

– От мозга много проблем – он всего боится. Страх всего, даже самой жизни и смерти, как её главной составляющей. Когда я работал в мастерской, это время было самым бездумным. Полностью отдавшись той невероятной силе, которая лилась через мои руки и воплощалась в моих творениях, я чувствовал настоящую жизнь. Но мозг! Он проснулся, и для того чтобы мне успокоить его капризный накал, ничего не оставалось, кроме как вновь раствориться в наблюдении за ним и проигнорировать движение накатывающих гневливых волн.

Гришка громко расхохотался.

– Гневливые волны в голове несчастного аналитика!

Он поднял руки и стал выкрикивать в неспокойное мутное небо гулкие приветствия.

Сверкнула молния, прогрохотал раскатистый гром.

Рощина, с сильными и мускулистыми руками морского великана, осветило яркой вспышкой. Колосов заметил, как он широко улыбался, его мужественное лицо, выражающее блаженство и радость, принимало на себя сильные струи дождя.

Он прокричал:

– Там, на самой верхушке, божественность играется огромными медными шарами, сталкивая их вместе.

Его лицо ещё раз осветила вспышка яркой молнии, и в этот раз Колосов увидел, как его друга накрыла огромная волна. Рощин встречал её с распростёртыми объятиями, с безумным взглядом смотря сквозь весь страх, который был перед ним.

Колосову на мгновение стало страшно за своего друга: он бросился вслед за ним в надвигающуюся волну.

Он почувствовал, как его с силой отбросило в сторону.

Сопротивляться нет смысла.

От неожиданности он нахлебался воды, молниеносная паника охватила его и зажала в тисках.

Но скоро паника уходит в неизвестность, затуманенный образ рисует во всём его теле круги умиротворения и лёгкой безобидной тоски. Будто бы он наконец-то проснулся, потеряв бесчисленное количество времени, почувствовал, что устал ждать этого сладостного ощущения СЕБЯ.

Он совершенно не помнил, как оказался после этой необычной ночи у себя в мастерской.

Сколько времени прошло?

Снова была ночь, и он, словно выныривая из-под закутков ночных бурных волн залива, вновь стоял у нескольких восковых фигур.

Колосов посмотрел на них и вдруг вскрикнул от ужаса.

Перед ним стояло огромное сухое дерево, с обугленными от пожара ветками, на котором сидела, закрыв лицо руками, молодая девушка. Рядом находилась фигура мужчины с повязкой на глазах, его руки были обращены в сторону дерева, на лице изображены страшные муки. Из-под кровавой повязки стекали капли крови.

Колосов резко направился в сторону умывальника, как будто хотел смыть представшую перед глазами картину, как полуденную дремоту. Мышцы во всем теле крайне неприятно ломало, словно под кожей извивались неспокойные змеи. Ноги свело судорогой. Он что-то выкрикнул, но в следующий момент осознал, что не слышит ни единого звука. Стоя у умывальника, стараясь не смотреть в зеркало, он повернул кран и опустил сначала лицо, а затем и всю голову под мощную струю ледяной воды.