Адам Пшехшта - Адепт

– То есть у вас могут быть дети?

– Не в прямом смысле. Бессмертные не могут иметь потомство. Гомункулус является чудовищем как с вашей, так и с нашей точки зрения. Могущественный, бесстрашный и почти не убиваемый гибрид.

– И как мне воевать с алхимиком, которому служат демон и гомункулусы? Это невозможно! Может, все же попросить Самарина об охране?

– Это не поможет, погибнешь рано или поздно, только в компании. Нужно добраться до источника проблемы. Ты должен вычислить врага.

– И что дальше?

– Это понятно. Убьешь его. – Анастасия пожала плечами.

– Я?! Никогда в жизни я не убивал человека! Даже не ударил!

– Сашка говорил, что ты совсем неплохо справлялся в анклаве!

– Сам не знаю, как получалось. Был смертельно напуган, – пробубнил алхимик.

Анастасия поджала губы и с жалостью посмотрела на него.

– Что опять? – рявкнул он.

– Ты когда-нибудь задумывался, что такое отвага? – спросила она.

– Скорее нет. Знаешь, в моей профессии нечасто случаются ситуации, требующие героизма. Конечно, бывает, что я ощущаю какое-то беспокойство, когда выписываю какому-то деду порошок для потенции, но я с этим справляюсь. Драка, не говоря уже об убийстве, это не для меня.

– Любой может убить, – спокойно ответила она. – Любой. Даже ты. Это только вопрос мотивации. Ну и конечно, инстинкта самосохранения. Ты думаешь, что такие люди, как Самарин, не чувствуют страха? Ерунда! И они боятся. Хотя не того, что ты. Если бы это на Сашку напали те трое, то лежали бы в госпитале или в морге они. Потому что Сашка прошел соответствующее обучение, ну и приобрел опыт на этих своих войнах. Ты – нет. В этом единственная разница. Если бы ты был трусом, то сбежал бы там, в анклаве. А ты остался и бился до конца. Нет, господин алхимик, единственное, чего вам не хватает, – это соответствующих навыков и опыта. Но я этим займусь позже. Когда выздоровеешь.

Рудницкий зло выругался и подорвался на ноги.

– Кажется мне, что ты будешь…

– Буду, – снова перебила его Анастасия. – Поскольку я поклялась тебе, наши судьбы связаны. Если тебя убьют, то и я долго не проживу. Потому я прослежу, чтобы ты старался. Очень-очень старался. А если будет надо, обеспечу соответствующую мотивацию…

Рудницкий старательно отмерил ложечкой коричневый порошок и всыпал его в бутылку. Закрыл пробкой пятнадцатилетнее португальское вино и энергично взболтал содержимое.

– Это точно подействует? – недоверчиво спросил Черский. – Я не хотел бы, чтобы она снова взялась за опиум.

Доверенный Марии Павловны пришел с самого утра. Княгиня подвернула ногу и – как же иначе – сразу вспомнила про свежеобретенного родственника.

– Подействует, – заверил алхимик. – Это mirra eletta . Первый сорт. Сильное обезболивающее. Сейчас еще мазь приготовлю.

– Как его принимать?

– Бокал вина каждые два-три часа. Мазь наложить на больной сустав. Вот и все.

Алхимик покачал головой, видя, что Черский потянулся за бумажником.

– Спрячьте это, прошу, – сказал он. – Семья – это семья.

– Так не годится. Давайте хотя бы верну деньги…

– Ни в коем случае! Я не лез в семью Самариных, это было решение господина графа и княгини. Сейчас пусть несут ответственность за свою шутку.

– Вас это забавляет, – обвинительным тоном сказал Черский.

– Конечно. Немного, – признался алхимик. – Полагаю, Ее Светлость никогда никому ничего не была должна. Невозможность отплатить за услугу, оказанную обычным аптекарем, ее душит…

– Мучает. Правда, не в такой степени, как вы думаете. Она действительно полюбила вас. Несмотря на то, что это для нее совершенно новый опыт.

Мужчины посмотрели друг на друга и расхохотались.

– Вы очень похожи на своего отца, – неожиданно сказал Черский. – Он тоже имел такое саркастическое чувство юмора.

Рудницкий не ответил, казалось бы занятый приготовлением мази. Какое-то время был слышен только звук пестика в аптекарской ступке.

– К мази, кроме мирры, я добавил ладан и арнику. Должны действовать как противовоспалительное. Всего несколько дней, и Мария Павловна сможет танцевать.

Черский кивнул.

– Каким он был? Мой отец? Откуда вы его знаете?

Пожилой мужчина поерзал в кресле и уставился невидящим взглядом в окно.

– С восстания, – ответил он. – Мы познакомились в шестьдесят третьем. Оба воевали под командованием Лангевича, позднее каждый из нас командовал собственным подразделением.

– Я не много знаю об отце, – признался Рудницкий. – Он умер, когда мне было шесть. А дядя редко вспоминал про него. Не знаю даже, воевал ли сам дядя.

По выражению лица Черского было видно, что он не слишком хочет продолжать эту тему.

– Воевал, – наконец сказал он. – Еще как воевал…

– То есть?

– Ваш дядя принадлежал к тайной жандармерии. Был кинжальщиком, – добавил он, видя, что Рудницкий не понимает. – Приводил в исполнение смертельные приговоры над предателями и не только. Это и поссорило их.

– Поссорило?

– Не все поддерживали восстание. Я имею в виду поляков. Кинжальщики считали, что единственный метод, благодаря которому можно преодолеть сопротивление сомневающихся и противников восстания, – это террор. Их убивали. В конце шестьдесят третьего я и Арнольд пытались прорваться в Австрию. Тогда мы и встретили Марию Павловну.

– А сколько же лет ей было? Что она делала на территориях, охваченных войной?

– Чуть больше двадцати. Умер ее опекун, и Мария должна была уладить формальности с наследством. В Варшаве. Она получила, конечно же, эскорт, но он был уничтожен в случайном столкновении с каким-то партизанским отрядом недалеко от Люблина. Большинство солдат погибли, а на остальных начали охотиться крестьяне.

– Патриоты?

– Сомневаюсь, можно ли их так назвать, – сухо сказал Черский. – Скорее они хотели воспользоваться ситуацией. Мы появились в последний момент. Это была небольшая деревушка, называлась, кажется, Яблонна. Россияне защищались в какой-то халупе, а крестьяне ждали, пока у них закончатся патроны. У них были свои планы относительно вещей россиян и самой Марии…

– И что было дальше?

– Ничего особенного: мы разогнали мародеров и взяли россиян в плен. К их огромному облегчению. Нужно было что-то делать с Марией. Наконец мы решили сопроводить ее до ближайшей железнодорожной станции. Как и раненых россиян. На ногах держался только лейтенант, и он дал нам слово, что не выдаст своим.

– И что? Он сдержал слово?

– Сдержал.

– Это все?

– Не совсем. И я, и Арнольд влюбились в Марию.

– Понимаю, отцу повезло меньше, чем вам.

– Конечно, а позднее он встретил вашу мать.

– Она знает, кто я? Княгиня?

– Конечно, она узнала вас сразу, при первой встрече, вы очень похожи на своего отца.