Александр Волков - Пять песен мира. Книга 2

— Это же невозможно…. — удивленно отозвался старпом, едва не взглянув на Ривза, как на сумасшедшего.

— Возможно, — сказал Фарвелл. — Ривз придумал высотные автоматы, чтобы никто не совался на поверхность. Думаю, со средствами связи широкого диапазона он сделал то же самое. Я поручаю вам найти и устранить эту проблему. Высотные автоматы нужно отключить, связь восстановить. Вещайте по всем частотам — мы летим домой, на родину.

***

Я сидела на краю кровати в казарме, и смотрела в зеркало, висевшее на стене. Меня грело солнце, светившее в зашторенном окне, и свет был мне отвратителен. Взгляд мой сильно изменился. Белоснежные волосы не могли отвлечь людей от моих злобных глаз, не могли помочь заметить во мне что-то прекрасное. Никто и никогда не видел во мне хорошего, и, наверное, не спроста. Впрочем, плевать.

Всем им скоро предстояло подохнуть.

Я испытывала отвращение ко всему, что меня окружало.

Наблюдая за людьми через окошко, я не испытывала ничего, кроме мерзости. Наблюдая за очередной счастливой парочкой, шагавшей по тротуару со светлыми улыбками на удовлетворенных лицах, я хотела лично придушить этих проклятых лицемеров. Они рано или поздно друг друга предадут. И предадут всех, кто их окружает. Как всегда предавали меня.

Раз за разом я представляла, как Рик в сыром подвале резал меня, бил, жег, вырывал мне волосы, и насиловал на скрипучей железной кровати. Каждую ночь я видела его мерзкую рожу и чувствовала в себе его затвердевшую плоть, а потом просыпалась в холодном поту и с ненавистью в сердце. Раз за разом я представляла, как Данни отверг меня, как он улетел вместе с Алексом и его шайкой героев-правдолюбцев.

«Всех передавлю, всех уничтожу» — такие мысли сновали в моей голове постоянно, из нейрона в нейрон, ни на секунду не отпуская.

Я никому не верила. Все люди одинаковые, и все они предадут тебя, как только расслабишься. Я ждала предательства от Алекса, и не верила, что он меня любил, хотя всеми силами, зачем-то, пытался это показать. Я ждала предательства от всех, но осмелилась поверить Данни, которого любила всем сердцем.

И поверила зря.

Встав перед зеркалом, я испытывала омерзение перед отражением, и с криком ударила его кулаком, надеясь выпустить хоть немного злости. Осколки со звоном осыпались на пол, костяшки порезало, и по пальцам текла кровь, сочившаяся из ран.

Мне было плевать на боль, было плевать на себя. Самой большой жаждой во мне была жажда уничтожения. Мне хотелось стать лезвием, которое вырежет из сердца Галактики главного паразита — человека. Человека, что не знает пощады ни к себе, ни к миру, в котором живет.

И Данни окончательно убедил меня в этом, когда предал ради Алекса, озабоченного идеей спасти и защитить как можно больше бесполезных людишек. Этот глупец совершенно не понимал, какого вредителя пытался сохранить. Я ненавидела людей за их мерзкую корысть и жестокость, присущую им всем.

Они все одинаковые, и нет среди них исключений.

Я слышала объявление о смене власти, о том, что мы летели к Демьяну, и это внесло в мои планы коррективы. Действовать требовалось незамедлительно, иначе, если я позволила бы и дальше человеческой заразе распространятся по Вселенной, я потеряла бы уважение к себе. Сила внутри меня не простила бы, и безвозвратно поглотила бы мою душу, а я хотела видеть, как люди погибали. В этом заключался договор с ней. Кровь в обмен на право созерцать закат человечества. Сила показала, как все было на самом деле, показала чужие воспоминания, и я возненавидела людей сильнее.

Я зашагала прочь из кубрика, и под ботинками с хрустом трескались осколки зеркала, покрытого капельками крови.

До края Альфы добраться удалось быстро. Увидев впереди бесконечное синее небо и огромные облака, я улыбнулась. Цель близко. Пусть людям удалось сбежать от моих подчиненных, меня избежать невозможно. Они ничего не знали, и подпустили меня слишком близко.

Я промчалась по горячему от солнца асфальту, в последний раз вдохнула запах городских улиц, и бросилась с края обрыва, устремившись навстречу облакам.

Воздух обтекал тело и замедлял меня, холодный ветер гудел в ушах, глаза от него слезились, и кожа покрылась мурашками. Я падала в пучину своей ненависти, и намеревалась наслаждаться каждым моментом разрушения, каждым убийством. Каждый человек обязан пострадать, как пострадала я, обязан пострадать за муки, которые причинил, или причинит.

Я нырнула в облака, в непроглядную толщу белого конденсата, и развернулась на 180 градусов, обратившись к поверхности спиной.

Расстегнув китель, оголила грудь и раскинула руки, в очередной раз взывая к силе. К силе, которая смешалась с нами, когда мы были рождены ценой жизни гигантов, ранее населявших планету. Я видела воспоминания, видела, кто такие люди и зачем они пришли на Мадэран.

На торсе вырисовывались древние иероглифы, обводя пупок и соски, и я почувствовала, как она коснулась моей души. Воспоминания, в которых белая гигантесса шагала по лесу с белым гигантом, разжигали во мне гнев. Люди лишили ее всего. Лишили народа и возлюбленного. Гиганты любили танцевать, и слушать пять песен мира, они были высшими существами, находившимися в гармонии с Вселенной, и добрые души не позволяли им оказывать людям сопротивление, когда те пришли из глубокого космоса. Люди этой добротой воспользовались, и как только души белых гигантов смешались с душами человеческими, многими овладела человеческая ненависть. Именно человеческая ненависть породила звуковиков, вожделеющих смерти тех, кто отнял у них дом. Гиганты могли только любить.

Гигантесса из воспоминаний очень любила белого гиганта, и когда его отняли у нее, когда смешали ее с личиной человека, она возненавидела, и поселилась во мне с помощью моей матери. Сознательная ее часть осталась со мной, а бессознательная, животная, злобная — осталась в матери, превратив ее в звуковика. Так произошло с каждым человеком. Но от других гигантов детям доставалась только доброта, а сознание моей гигантессы было так сильно пропитано ненавистью, что она перешла ко мне.

Когда у меня впервые заболела голова, и пошла носом кровь, еще в телебашне, я призвала Грозового гиганта и управляла им дистанционно, и жалко, что тогда мне не хватило сил и навыков сразу уничтожить Дираксис.

Но теперь все было иначе.

Я чувствовала гигантессу, пропиталась ее злобой, и ее песня во мне зазвучала, слив нас в единое целое.

Меня охватило тьмой, опутало черным дымом, и сердце гулко застучало в груди. Пропало чувство высоты. Пропало чувство моей ничтожности. Пропало чувство свободного падения. Превращение оказалось болезненным, но я привыкла к хрусту собственных костей, и лоскутам мышечной ткани, свисавшим с костяных обломков.