Юрий Иванович - Принцесса Звездного престола (Тетралогия) [litres]

— Три четверти пройти вряд ли кому удастся, я вначале планировал, но был рад, что выдержал только до середины. И мысль «рискнуть» затолкал в самый угол своего сознания. Сразу спрыгнул и пробежал последние два коридора.

— А-а! Скорее всего, я вас и видел впереди себя. Но вот пройти лестницу можно. Разве вы не слышали о сегодняшнем рекорде?

— Откуда, барон? Я ведь за полминуты до вас на трибунах появился!

— Да? Тогда могу похвастаться: мне удалось полностью преодолеть всю эту их пресловутую лестницу!

Цезарь Малрене прямо-таки замер и уставился на меня немигающим взглядом:

— Шутите?!

— Нисколько!

— До самого конца?

— Конечно! Да вы прислушайтесь к зрителям, они до сих пор выкрикивают мое имя.

Глаза герцога расширились от откровенного восхищения, и он ощупал мою фигуру таким завистливым и пристальным взглядом, что я даже поежился.

— Зачем же так на меня смотреть?

— Как?

— Пристально. Я же не скаковая лошадь.

— А как ваши кисти? — с напором спросил Цезарь.

— Ноют, словно их огрели дубинкой…

— И у меня ноют, — признался он. — А ведь я прошел только половину! Нет, я вам, конечно, верю, но у меня ваше упорство и невероятная сила просто в голове не укладываются. И это ваше любопытство… Я многих интересую, но зачем вам воспоминания из моего детства?

Такой неожиданный переход в вопросах Клона позабавил меня своей непосредственностью, и я позволил себе снисходительно улыбнуться.

— Видите ли, вы очень похожи на одного моего друга. И не просто похожи, а как две капли воды. Вот мне и показалось, таких совпадений в природе не существует. Следовательно, вас могли создать путем обычного клонирования из одной из его клеток.

— Меня?! — Подбородок моего собеседника задрожал. — Создать из чьей-то клетки?! — Его лицо стало краснеть. — Уж не думаете ли вы, что герцог Малрене может являться чьим-то клоном?!

И он разразился таким буйным и неуемным хохотом, что на нас обратили внимание чуть ли не все болельщики. Я с извиняющимся видом улыбнулся в их сторону: мол, смеется человек — да и ладно. Может, перегрелся на полосе препятствий, с кем не бывает. Затем дождался, пока герцог слегка успокоится, и, наблюдая, как он вытирает выступившие на глазах слезы, наивно продолжил:

— А что, таких случаев полно! Хоть это и запрещено законом…

— Вот именно — запрещено! Но только ли в запрете дело? Неужели вы думаете, что мои родители захотели бы иметь копию с какого-то безродного отщепенца?!

— В смысле?

— Ну, я-то вас понял прекрасно! Вы явно намекаете на мое сходство с бывшим фаворитом ее высочества? Неким Тантоитаном?

Меня неприятно кольнуло слово «фаворит», поэтому я не нашел ничего лучшего, как спросить:

— А вы тоже с ним были знакомы?

— Еще чего! Никому не пожелаю такой чести! Самый страшный враг и предатель Оилтонской империи! Просто вы не первый человек, заявляющий о нашем сходстве с эти предателем-отщепенцем.

— Это вы зря, Тантоитана очень многие считают национальным героем, не меньше…

— А вот и нет! Его приговорили к треунтору! Пусть даже посмертно, но героев на такие казни не посылают!

— Я бы попросил не оскорблять моего лучшего друга! — В голос я добавил столько угрозы и раздражения, что даже у самонадеянного герцога улыбка спала с лица. — Никогда не судите о человеке, если не знали его лично!

Похоже, моя вспышка гнева подействовала на собеседника правильно. А может, ему не хотелось вступать со мной в открытый конфликт. Поэтому он сказал довольно примирительно:

— Согласен! Всегда лучше иметь свое представление о человеке. Жаль только, что со всеми познакомиться не получится просто физически. О, смотрите — еще один прошел почти до середины!

— А! Это Бакен! — воскликнул я с ходу. Но тут же поправился: — Это его так друзья называют. А вообще-то он тоже герцог. Мишель Лежси из системы Шакаван.

— Наслышан… Но не подозревал, что он с вами дружит.

— Хорошие люди всегда найдут общий язык и совместные интересы.

Мы на какое-то время отвлеклись, переживая за Бакена и следя за его продвижением. Но Лежси не стал рисковать, спрыгнул на середине трассы и с вполне хорошим запасом сил рванул на последние участки. После этого мы продолжили разговор, словно и не прекращали его.

Цезарь Малрене повернулся ко мне и улыбнулся:

— Намекаете, что меня в список хороших людей зачислить невозможно?

— Почему же?! Если я приму на веру ваш рассказ о прожитых в детстве годах…

— А потом еще и проверите?

— Возможно, но необязательно…

— Так я вам и поверил! — Герцог грустно вздохнул и постучал себя по карману куртки. Там у него, вероятно, лежал крабер. — Мне отец уже и жаловаться устал: к нам столько визитеров пожаловало в последние дни, что чуть не удвоилось население наших планет. И всех интересует только один вопрос: кто я такой?

— А как реагирует ваша мать?

— Как всегда! Ведь большей гордячки, чем она, не существует во всей Вселенной! — При этих словах Цезарь высокомерно задрал подбородок. — И она просто игнорирует любых посетителей и не считает нужным даже реагировать на их назойливые расспросы. И слугам приказала со строгостью: никто не имеет права даже заходить на территорию замка и прилегающего поместья.

На эту его гневную эскападу я ответил примирительной улыбкой и сочувственным голосом:

— И как же любопытные визитеры могут узнать о вашем детстве? Они наверняка тоже люди подневольные: их послали — вот они и работают.

— Узнают, если постараются. Я ведь в детстве такое вытворял, что обо мне легенды ходят. А уж свидетелей и участников моих игр и развлечений найти совсем несложно. Я даже рад буду, если мои друзья и подружки детства и юношества немного на этом заработают.

— Вообще-то не каждому наследному герцогу разрешается делать все, что он захочет. Или за вами не было присмотра?

— Еще какой! Но после обязательных уроков, упражнений и тренировок мне предоставлялась полная свобода. И даже разрешалось приводить друзей в замок.

— И после ваших забав, — улыбнулся я, — замок остался цел?

— Вообще-то не совсем… Но ему и так давно необходим капитальный ремонт…

При последнем утверждении Клон неожиданно покраснел так, что у меня создалось впечатление, будто он только что полностью осознал свою большую вину в прошлом. Наверняка он со своими друзьями учудил в родовом замке нечто такое, о чем будет стыдно вспомнить даже на старости лет. Но главное — сейчас все получилось у него так естественно, что я почти поверил — было у него детство! Да еще такое, что у меня в груди зародилось неожиданное чувство зависти. А с завистью пришли и воспоминания о том, что довелось пережить самому в детские годы, полные печали, отчаяния и тоски. В те времена присутствовала иногда только одна мечта — выжить любой ценой. Давно заглушенные детские обиды и печали так неожиданно вырвались из дальнего уголка сознания, что я даже опешил. Вот ведь память! Ничто в ней не стерлось.