Алексей Калинин - Ведарь

Щи обжигали гортань, затем я привык немного, и душистое варево начало свободно проскальзывать внутрь. По рукам и ногам полилась потоком жизненная сила, зажурчала по венам кровь, улучшилось настроение.

«Мне нужно в Шую!» — ярким метеором пронеслась в голове глупая мысль.

— Ну, молоток! Сюда они тоже прибегали, порычали, понюхали, да потом за тобой рванули. Протявкали, что скоро закончится наше время, я так и не разобрал до конца, — Вячеслав потянулся за хлебом, и я невольно обратил внимание на мощные запястья.

Руки сами по себе не маленькие, но запястья выделялись, как предвершия булавы. Я вряд ли смог бы обхватить пальцами такой объем, только если двумя руками. Крепыш перехватил взгляд.

— Любуешься? Даже потрогать можешь, это они у меня от занятий такие вздутые стали. Иваныч спуска не дает, не забалуешь, — Вячеслав повертел сжатым кулаком в разные стороны, глядя, как тот гулял над запястьем.

— Ребята, а кто такой Иваныч? Почему вы наравне разговариваете с оборотнями? И вообще что тут происходит?

Говорить, говорить, говорить — отталкивать от себя глупое желание лезть обратно в пасть. Ехать обратно в город.

— Так ты не посвященный? — удивился Федор, даже ложку забыл поднести ко рту. Так и зависла в воздухе, роняя на столешницу жирные капли.

— Во что?

— Ну, в наши разборки.

— Какие разборки, ребята? У меня и своих дел хватает. От сессии до сессии зубрю и куражусь, а тут какие-то зверюги нападают, да и вообще все идет не так. Откуда они взялись? Почему охотятся на меня? Кто вы такие? — я не взревел, все-таки смог удержаться, хотя нервы дрожали, как струны на виолончели во время концерта Шостаковича.

— Иваныч сможет объяснить лучше нас. Мы же пока только учимся у него, — ответил Федор.

— Чему вы учитесь?

— Отпору перевертням.

— Так вы против них? — я откусил от краюхи хлеба.

— Нет, мы не против, но и не за. Мы иная сторона — посвященные в тайны оборотней и сдерживающая сила для них же, — проговорил Вячеслав.

— То есть вы вроде сторожей?

— Скорее мы «смотрящие», если говорить языком понятий. Между перевертнями и берендеями нейтралитет держим, да споры решаем, — Вячеслав вытер остатками хлеба свою миску.

— Берендеи? А это ещё кто?

— Тоже оборотни, но перекидываются в медведей. «Смотрящие» давно учатся у обеих сторон бороться против других, являются третейским судом, и в то же время не позволяют склонить на свою сторону. Иначе фигня какая-то получится — наберут оборотни армии, схлестнутся в чистом поле, и никого на Земле не останется! — Федор тоже закончил обед.

Табуретка отодвинулась от стола, и худощавый человек ослабил ремень на две лишние дырочки. Солнечные лучи тихо крались по половицам, в оконные стекла бились две неугомонные мухи.

— Но ведь оборотнями становятся после укуса? Почему бы им не обратить кучу народа, а дальше в геометрической прогрессии понесется и покатится? — задал я зудящий вопрос.

— Не обязательно после укуса, становятся и по праву рождения, хотя в таких случаях отец обычно умирает. Договор у оборотней — не должно быть более пяти тысяч особей с каждой стороны. Нового оборотня можно инициировать лишь при смерти старого. Вот за соблюдением договора и следят «смотрящие», не вмешиваясь в междоусобные дела. Ну а также, чтобы не происходило лишнего убийства людей, — последнее предложение Вячеслав закончил более тихим голосом.

— То есть им… разрешено нас убивать? — мое потрясение не знало границ.

— Они же часть своей жизни проводят в животном виде. А какому дикому зверю нравится человек? Да и за что людей любить, если сами себя убивают почем зря. Одним больше, одним меньше — никто, кроме родных и не заметит. Торговля оружием является самой прибыльной, это отличный показатель того, что именно нужно людям! — скривился Федор.

— Но если какой-либо оборотень взбесится, то пострадают сотни людей. А вы просто будете стоять рядом и наблюдать?

«Ах, как хочется вернуться, ах, как хочется ворваться в городок» — в голове закрутилась попсовая песня. Меня словно срывало с места, так хотелось в Шую.

— Сашок, не заводись! Да, у них есть право на неосознанное убийство. Оно дается при становлении их взрослыми особями, но ограничивается десятью людьми. После превышения лимита оборотень ликвидируется, — как-то заученно проговорил Вячеслав, — если его укусы не удается вылечить.

— А как же лечатся укусы?

— Ты не поверишь, но за все время существования рядом с людьми выведена формула против укусов. Не нужно даже курс уколов проходить — хлебнул настой и вывел слюну оборотня из крови. Меня уже пять раз кусали, Федора восемь. Так что укушенный выздоравливает, и потом ему промывают мозг, чтобы он все забыл, — так же неубедительно просветил Вячеслав.

Ребята либо зубрили, либо придумывают на ходу. Но, по своему опыту знаю, что после ночных «разговоров по душам» сочинить такую историю трудновато.

— Ну а я-то, зачем им понадобился? От меня что хотят?

— Да хрен его знает, — зевнул сытый и подобревший Федор. — Наверно, вожаку на хвост наступил, а ему не понравилось.

— Ты высказывал оборотням про вожака, что, мол, запустишь только в его присутствии, — обратился я к Вячеславу.

— Да-да-да, про него… — после этих слов он застыл с миской в руке, которую собирался унести. — А откуда?… Ты все слышал из подпола?

— Да, сперва какое-то бурчание, а потом словно вы оказались рядом. Вы же особо не скрывались. Чего же тут удивительного? — я посмотрел на Федора.

Тот тоже обернулся соляным столбом, а глаза увеличились до размера пятирублевой монеты.

— Я не сказал, что наш подпол звуко— и запахо-непроницаемый? Он специально строился как убежище от оборотней, то есть ни звука не должно проникнуть туда… и не раздаваться оттуда. Может быть… хотя вряд ли… да фиг его знает. Лучше Иваныча дождаться, — Вячеслав поставил миску на стол и, сгорбившись, сел обратно на табурет.

Словно тяжелые тучи собрались, чтобы пролиться холодным дождем — так потемнел высокий лоб Вячеслава. Он хмыкнул и махнул рукой, скорее всего своим мыслям.

— Ребят, ну а мне-то как быть? Я так и буду в этом растянутом трико дефилировать? Может нам сгонять до Шуи? Там все-таки и документы мои остались, и вещей взять не мешает немного.

Слова вырвались сами, я пытался их проглотить, но безрезультатно. Мозг кричал о невозможности возвращения и в тоже время подталкивал вернуться. Так вот ты какая — шизофрения…

— Ну, ты же… а скажи-ка такую вещь, ты вот говорил, что ночью поломали, а на другой день всё в полном ажуре? Не давишь на жалость, а на самом деле так и было? — спросил Вячеслав.

— Да, я же говорил. Сам поверить не могу — всю руку исщипал, чтобы проснуться. А оказывается это явь. Ну, так как, поможете мне до Шуи доехать и там документы забрать? Да и к Женьке надо бы заскочить, все-таки очевидец тех событий. Расскажет, что да как, — я повернулся к Федору.